Песчинка и Вселенная
Шрифт:
– Где же чудодейственный эликсир, обещанный человечеству? Когда даже простой психоанализ не работает, – Лиана вопросительно посмотрела на меня, сохраняющую молчание. – После стольких лет, Мира, в ваших глазах я увидела ненависть. Тео Симмонс давно умер, прошло больше полутора тысяч сеансов с Анной, вашим сеть-психологом, но ненависть не угасла.
В образовавшемся вакууме тишины ко мне начало приходить понимание. Простой проверкой, выведением меня из видимого равновесия, Лиана хотела подвести меня к тому, что сама считала важным. Сеть-психолог – порождение нейросети –
– Почему же люди все еще пользуются этой программой? – наконец спросила я.
– Привычка, – Лиана пожала плечами. – Для большинства людей функционал сеть-психолога является достаточным. Друг, который всегда рядом, чтобы выслушать, пожалеть, дать обобщенный совет, которому беспрекословно веришь. Парадоксально, но даже фиктивная программа помогла миллионам людей не совершить роковую ошибку.
– Тогда зачем она существует?
– Сбор необходимых данных и внедрение их в алгоритмы нейросети, например, зашкаливающих эмоций и нестандартного хода мыслей отдельных индивидуумов.
– Зачем же тогда был нужен день хард резета, если нейросеть и так имела доступ ко всему, что ей нужно?
– То, что мы успеваем рассказать сеть-психологу за час еженедельной сессии, и то, что таит в себе сохраненное сознание цельной личности – это как песчинка и Вселенная. По сути, после дня хард резета можно было удалять программу «Сеть-психолог», но нейросеть сохранила привычный инструмент. Отчасти чтобы не вызывать подозрений у людей, отчасти чтобы не пропустить новое, важное, интересное. Черт знает для чего еще, – Лиана развела руками так по-человечески…
– А вы? Вы ведь тоже часть нейросети? – на краткий миг я испугалась: не слишком ли много рассказала мне Лиана. Но ведь она сама говорила, что нейросеть не может навредить человеку… Точнее, убить его, но день хард резета в свете новых данных приобрел куда более ужасающий характер, роднивший его с геноцидом.
– Я научилась действовать, подобно нейросети. Я существую в ее алгоритмах, – подтвердила Лиана мои слова. – Но, даже умерев в реальности, здесь я остаюсь человеком, как бы странно это ни звучало. И я тоже не защищена, как каждый из вас. Даже больше. Существенно больше.
Я хотела спросить, что она имела в виду, но догадалась: без живой оболочки в реальном мире ее можно было легко убрать, убить, ликвидировать, просто стерев ее сохраненное сознание.
Девушка кивнула, словно прочитав мои мысли и подтвердив догадку. После смиренного вздоха она произнесла:
– Я все еще остаюсь нужной ИНС.
– Зачем тогда вы это делаете? – шепотом спросила я, вдруг почувствовав себя жутко уставшей, почти обессиленной.
– Какой бы страшной ни была правда, каждый имеет право ее знать. Нельзя лишить человека веры в справедливость, – в темно-сиреневых глазах блеснули слезы. Вместе со стоном отчаяния она едва слышно произнесла, – Я хочу, чтобы все было не напрасно. Пусть мои слова станут реквиемом по моей разрушенной жизни.
Лиана резко отвернулась. Она плакала, содрогаясь всем телом, закрыв лицо ладонями и как-то неуклюже сгорбившись. Я почувствовала прилив острой жалости к девушке. Ее последние слова разрядом пронзили мое тело от мозга до пяток, раскаленным стеклом припаивая меня к месту в жутком непроглядном виртуальном «нигде». Пазл внутри собрался в цельную картину: Лиана мстила своему обидчику за себя, за все, что потеряла, как человек. Ее месть имела бушующую бескомпромиссную силу, доступную отнюдь не человеку, но машине. Она не боялась открыть миру правду даже под угрозой смерти. Окончательной смерти.
Эта мысль новой лавиной катарсиса накрыла меня: Лиана – воплощение вечной жизни! Почему я не подумала об этом вчера, услышав ее «Откровения»? Просто я не поверила ей. Даже подсознательно. Не отдавая себе отчета, я соглашалась с Николаем, что все сказанное девушкой – не более чем актерская игра. Сейчас я безоговорочно доверяла Лиане. Потому что во мне всецело отзывались ее мотивы – наказать виновных и добиться справедливости любой ценой.
– Мира, что еще вы хотели бы узнать? – сквозь гул собственных мыслей до меня долетел вопрос успокоившейся Лианы. Ее обрамленные припухлыми красными веками глаза оставались влажными.
– Тот стих… – «Что я несу?», в голове все перемешалось, просто хотелось побыть наедине с собой. – Откуда вы взяли тот стих, который я читала Вэлу?
Лиана улыбнулась такой кроткой улыбкой, какую можно встретить на одной древней иконе с девой Марией.
– Запись сохранилась на чипе медвежонка, которого Владислав подарил Вэлу.
– Ах, тот подарок… – я прикрыла глаза, – да, в день похорон Тео.
– Мира, вы имели право сделать то, что сделали. Вам не в чем себя винить, – произнесла Лиана. Я открыла глаза, чтобы увидеть лицо девушки, но очнулась в спальне Вэла на кресле VR-установки.
Лиана знала всё. Моя реальность не могла быть прежней.
Глава 5. Новый мир
– Что бы ты делала, будучи бессмертной? – я смотрела вдаль на тонкую темную полоску на линии горизонта, едва заметную на фоне бескрайней синевы, и старалась отвлечься от мыслей о нашем неопределенном будущем. Я не ощущала прилива энтузиазма в отличие от прочих пассажиров корабля. Тревога и паника жутко усугубили мою и без того тяжелую морскую болезнь, последние несколько часов я еле сдерживала рвотные позывы, но уже не могла сидеть в каюте, когда долгожданное облегчение – выход на сушу – вот-вот наступит.
Так и не получив ответа, я взглянула на Лизу, она лишь хлопала глазами и хмурилась, рассеянно рассматривая облупившуюся краску фальшборта и ковыряя ее ногтем.
– Я бы, наверное, снова поступила в университет на философию, – продолжила я, сама же отвечая на свой вопрос.
– Ты серьезно? – Лиза подняла на меня глаза. В них не читалось ни тревоги, подобной моей, ни воодушевления, как у прочих. Она была собрана и спокойна, даже смиренна.
– Да, я так и не получила эту специальность, – я пожала плечами. – Я же превратилась в конвейер по производству детей. Тебе ли не понимать.