Песчинка. Пустой мир
Шрифт:
Мы с Джошем встретились в сквере, спрятались в беседке и любовались на стену проливного дождя, прижавшись друг к другу. Он говорил о своей будущей кончине, как о чем-то обыденном, несмотря на то, что я захлебывалась слезами. Тогда я сказала, что хочу уйти вслед за ним и поцеловала его. Это был долгий поцелуй, самый долгий и чувственный. Потом я уткнулась носом в его шею, вдыхая запах кожи и не волнуясь о болезни, и долго так сидела. Казалось, целую вечность.
Сейчас он словно ожил передо мной, даря волшебное чувство защиты.
– Все
Эти слова возвращают меня в реальность, и я слегка отстраняюсь от пилота, но его руки по-прежнему у меня на плечах. Слезы не перестают течь по моим щекам. Внезапно он берет мое лицо в свои ладони и нежно вытирает дорожки слез большими пальцами. И в этот момент я вижу, как его серо-голубые глаза светятся улыбкой.
– Ну, привет, – выжимаю из себя. Не могу оторвать глаз от его лица, потому что трудно поверить, что стою перед еще одним человеком. Мне на самом деле без стеснения хочется трогать его, рассматривать, говорить с ним. И не важно, что он обо мне подумает.
– Привет, Селена. Очень рад встречи.
– А я как рада! – Из горла вырывается глупый смешок, я прикрываю рот рукой и отхожу от парня, который, похоже, растерялся и не знает, что делать дальше. – Пойдем на вышку? Там нас ждут Оливия и пёс по кличке Эльбрус.
– Конечно!
Мы беремся за руки интуитивно. Скорее, это моё решение, ведь я хочу побыстрее отвести его наверх, а пилот не сопротивляется.
– Напомни свое имя, – осторожно прошу я.
– Кенни.
– Ты американец?
– Да, но последние лет девять жил и работал в России.
– Ого! Работал на русскую авиацию?
Он сухо смеется.
– Я работал на русскую авиакомпанию.
– А почему не на американскую? Или российские компании могут предложить больше… могли… Ну, ты понял мой вопрос.
Мы поднимаемся по лестнице, поэтому дыхание сбилось, но Кенни говорит ровно, не делая акцентов и с одинаковой скоростью.
– Многие заграничные летчики выбирали карьеру в России из-за достойной зарплаты, карьерного роста и возможности больше времени проводить с семьей. Я – не исключение.
Тут я останавливаюсь и смотрю на него с грустью или сожалением, наперед зная ответ.
– У тебя была семья?
– Родители, жена… – Он делает многозначительную паузу. – Беременная жена.
Мы молчим около минуты. Я пытаюсь переварить ужасную информацию, затем хочу сказать что-то утешительное, но не нахожу слов. Поджимаю губы и продолжаю путь. Он идет следом.
– А у тебя среднезападный акцент, – говорит он мне в спину.
– Мне часто друзья и знакомые говорили, что я могла бы пойти на журналиста и потом читать новости на CNN, – смеюсь.
– А родилась ты где?
– Висконсин. И пошла учиться на медика.
– О! Так у нас есть медик…
– Не совсем, – перебиваю Кенни и, прежде чем открыть дверь в диспетчерскую, добавляю: – Но уколы делать умею.
– Это тоже неплохая новость, – подмечает собеседник.
Мы входим в помещение, где с нетерпением нас поджидают Оливия и Эльбрус. Увидеть ребенка Кенни явно не ожидал, поэтому вижу, как он замер в дверях.
– У тебя по рации такой взрослый голос… – первое, что говорит он.
А Оливия мило улыбается, затем протягивает ему руку.
– Добро пожаловать в нашу скаут-бригаду, пилот!
Мы дружно смеемся.
Далее Оливия жалуется, что умирает с голоду, напоминая мне, что мы весь день ничего не ели. Кенни тоже поддерживает идею спуститься с вышки и поискать путевое кафе в аэропорту, чтобы сделать горячий чай, а воспользовавшись плитой, сварить макароны или рис. К счастью, мы находим магазин, где набираем нужные продукты сносного качества, затем и само кафе с хорошим генератором внутри, который не сработал после отключения электричества.
Пока наши мысли занимала еда, мы особо не разговаривали. Я уже счастлива от того, что в нашей компании есть мужчина. Даже дышать стало легче, ведь сколько проблем он может решить! Нам повезло, что он летчик – ответственный, сильный, умный. Я просто уверена, что Кенни разбирается во многих механических вещах и даже пресловутые генераторы теперь – его забота.
Но за столом мы с Оливией начинаем забрасывать мужчину вопросами. Еще одна непонятная вещь: мне называть его парнем или мужчиной? Он выглядит очень молодо, но профессия такая, что возникают сомнения на счет того, что мы хотя бы ровесники. Мое любопытство удовлетворяет Оливия, еще раз убеждая меня в том, что невинные дети – ценный дар.
– Сколько тебе лет, Кенни? – в лоб спрашивает она, затем отправляет в рот спагетти, которые варил именно он.
– Мне тридцать четыре. Старый?
– Для меня – да. Но для Селены – в самый раз!
Мы с Кенни смущенно переглядываемся. Оливию понесло.
– А родом откуда? – задаю следующий вопрос.
– Слышала что-нибудь о городе под названием Клируотер?
Мотаю головой «нет».
– Это во Флориде. Он граничит с городом Тампа. Я рос, можно сказать, на пляже. Отец работал спасателем. В подростковом возрасте он купил мне гидроцикл и научил кататься на нем. Бедняга, хотел, чтобы я тоже стал спасателем или же чтобы выбрал близкую к морю профессию.
– Но ты выбрал самолеты, – заканчивает за него Оливия.
– Верно. Но отец меня никогда не осуждал.
А я опять завожу пластинку о грустном:
– А как ты узнал о кончине родителей?
– Мама позвонила и сказала, что отца не стало – вирус «ОК». Она призналась, что тоже больна, и я тут же прилетел в Клируотер, чтобы она провела свои последние дни с сыном.
– Это случилось до общей пандемии?
– За три месяца до начала апокалипсиса или… как это еще назвать…
Я наливаю ему в кружку еще чай, затем задаю главный вопрос: