Песчинки прошлого
Шрифт:
И вот этот мужик стянул с него штаны. Антон не мог вырваться, он только сейчас понял, что его руки привязаны простынёй к кровати, а вес здоровяка вдавил его тело в панцирную сетку. Антон стал кричать.
– Помогите! Тварь слезь с меня! Кто-нибудь помогите. Сергей, Андрей – помогите.
Но в палате и в коридоре признаки жизни отсутствовали. Когда Антон ощутил боль, он стал кричать
– Убивают, убивают!
– Што шука, больно шуке, ха-ха, – произнёс здоровяк. – Петушшара, ха-ха.
Послышался звук вставляемого ключа и через мгновение мужик стонал на полу под телами двух санитаров.
Когда Антону развязали руки, он уже не мог без презрения смотреть и разговаривать с тут же проснувшимися соседями. Всю оставшуюся неделю, что он провёл после этого в районной психушке, он больше ни с кем не общался.
Вот поэтому, Антон радовался молчанию и неподвижности своих новых соседей. От них не исходило никакой угрозы. Но сейчас одиночество стало его угнетать. Он общался лишь с книгами и с буфетчицей Таней. И каждый день с нетерпением ждал встречи с Тамарой Сергеевной.
Антон лежал с закрытыми глазами, ощущая на себе действие таблеток. Они вызвали в нем безразличие ко всему окружающему.
«Моим соседям намного тяжелее меня. Они как растения. А может всё не так. Вдруг и я тоже, скоро стану таким?»
Антон уснул. Он увидел улыбающуюся Тамару Сергеевну. Она кружилась и смеялась в подвенечном платье среди опадающих лепестков яблонь…
Глава 5. Иванова
Тамара Сергеевна Иванова жила одна в квартире доставшейся ей от бабушки. Прошло уже двенадцать лет как восемнадцатилетняя пермячка с красным дипломом, приехала в Москву поступать в медицинский институт. Тамара была единственной внучкой и бабушка, мать отца, безумно любила эту скромную немножко нелепую провинциальную девочку. Тем более что сам отец умер, когда Томе было четыре года.
Об отце у неё сохранились лишь неприятные, но незабываемые воспоминания. Он оставил в судьбе Тамары след на всю жизнь в прямом и переносном смыслах. Отец всегда был пьян и бил её и маму.
Последний раз Тома его видела восьмого марта. В день, когда ей исполнилось четыре года. Они с мамой ждали его с работы, потому что он должен был принести им подарки. Тома сидела в нарядном платье в кресле и, в перерывах игры в «пятнашки», помогала маме. Она протягивала ей постиранные вещи, а мама их гладила.
Отец пришёл домой поздно. От взгляда безумных глаз Томе стало страшно.
С самого порога отец стал извергать пьяную ругань, а затем схватил маму за волосы и поволок по коридору в комнату.
– Тома беги на кухню! – кричала мама сквозь слёзы.
Обычно она так и поступала, потому, что ей тоже доставалось. Но в этот раз она разревелась и, подбежав к отцу, стала дёргать его за штанину.
– Папа, папа, не бей мамочку, пожалуйста. Папа, маме больно. Отпусти её.
Отец со всей силы дёрнул ногой, отшвырнув дочь как котёнка. Тома отлетела, ударившись и уронив гладильную доску вместе с утюгом на пол.
Прошло уже много лет, но Тамара не может забыть ту обиду и бессилие, что завладели маленькой девочкой при виде матери в крови, закатывающей глаза. Отец продолжал бить ее, держа за волосы и ударяя головой об шкаф. Девочка вспомнила, как она проучила Гошу в садике дёргать её за косички и за банты, которые каждое утро заплетала мама. Тома подбежала и впилась зубами в ногу отца.
– Ах ты, сучка мелкая, – отец схватил её за шею и отбросил.
Очнулась Тома только в реанимации. Десять дней врачи не могли ответить на вопрос матери, будет ли девочка жить. Кроме кровоизлияния в мозг у Томы был глубокий термический ожог лица и шеи от утюга, на который она упала.
Пока она находилась в больнице между жизнью и смертью, её отец застрелился из охотничьего ружья в подвале их дома.
С тех пор Тома вспоминает о нем постоянно, когда смотрится в зеркало. Она с детства носила длинные волосы и уже не могла мечтать о другой причёске, чтобы никто не замечал того места, где раньше находилась ушная раковина. У Тамары Сергеевны здесь был небольшой деформированный выступ, за который она цепляла дужку очков, а площадь вокруг стягивал келоидный послеожоговый рубец.
Конец ознакомительного фрагмента.