Пешка для наследника
Шрифт:
– Ты… эти бумаги… все, что ты там написала, - правда?
– с надежной в голосе спросил Глеб.
– Нет, неправда!
– вдруг закричала Женя.
– Я пошутила! И приехала сюда только затем, чтобы сказать тебе об этом! Ты дурак, Оболонский! Идиот! Знаешь, что?! Вот только попробуй ещё когда-нибудь заикнуться про развод! Никакого развода! Придется тебе терпеть меня до конца своей жизни! Потому что я никогда тебе его не дам, ясно?! Я…
Её крики были заглушены его горячими губами. Глеб властно притянул к себе Женю и впился в её губы жарким, страстным поцелуем.
– Ясно, - хрипло прошептал он, глядя на жену блестящими от счастья глазами.
– Ясно, любимая…
– Вот и хорошо. Только попробуй оставить меня, я же… я же люблю тебя… - прошептала Женя, не пытаясь сдерживать градом льющиеся слезы. Она обвила руками его шею и вновь прильнула к его губам.
Ветер нещадно забирался под одежду, но Жене было тепло. Это чувство сладкой истомой разливалось по её телу, возрождая к жизни её израненное сердце…
Глеб крепко стиснул её в объятиях, теперь уже точно зная, что эта хрупкая девочка принадлежит только ему одному, и он никому никогда её не отдаст. Потому что без неё его просто не существует. Без неё он умирает, медленно и болезненно…
Они стояли на вершине скалы, а там, внизу, в безумном танце разбивались о берег холодные волны Корнуолла. Они были подобно горю. Вся боль тонула в волнах и с треском разлеталась о скалы, выбрасывая из памяти все плохие воспоминания… Возрождая их любовь к жизни. Любовь, предназначенную только для двоих. Они её заслужили. Они её выстрадали…
Эпилог
2 года спустя
– Оболонский, просыпайся! Глеб!
– Женя стояла возле кровати и настойчиво стягивала с мужа одеяло, а тот не менее настойчиво его на себя натягивал.
– Глеб, ну что ты как маленький?!
– Женя отпустила край одеяла и недовольно сложила руки на заметно округлившемся животе.
Глеб Оболонский разлепил один глаз и пробормотал:
– Сегодня воскресенье, Женечка, ложись спать, куда ты в такую рань собралась? Иди ко мне, - он потянул жену за руку, увлекая за собой в кровать.
– Ты забыл? Маргарита сегодня улетает! – Женя выдернула руку и недовольно надула губы.
– Мы собирались её проводить.
– Ах, ты о том безумном поступке моей безбашенной сестрички… - Глеб скорбно вздохнул и сел в постели.
– Она вовсе не безбашенная, и поступок её вовсе не безумный.
– Ну конечно! Скажи мне, зачем Марго понадобилось ехать в Лондон, если она могла спокойно пройти свою практику у меня?
– Значит, на то есть веские причины, - загадочно улыбаясь, проговорила Женя.
– Дорогая, - подозрительно сощурился Глеб, - у меня ощущение, что ты знаешь что-то, чего не знаю я…
– Ничего я не знаю!
– отмахнулась девушка.
– И вообще, вставай! Нам нужно собираться! А то Марго опоздает на самолет.
– Не переживай, сегодня же она будет в Лондоне. Я отвезу её в аэропорт.
– МЫ отвезем Марго в аэропорт!
– уверенно заявила Женя.
– Женечка, милая моя, - излишне ласково начал было Глеб, однако жена наградила его таким красноречивым взглядом, что он на мгновение замолчал, но все же договорил: - Ты останешься дома. Мы вчера это уже обсуждали. Я не хочу, чтобы ты родила мне близняшек прямо в аэропорту!
– Конечно! Твоя воля, и ты бы запер меня в больнице на весь срок беременности! Оболонский, я не фарфоровая кукла! И рожать мне только через неделю!
– Женя, я все решил. Ты остаешься дома. Я один провожаю свою сестрицу. А завтра везу тебя в больницу, где ты проведешь оставшуюся неделю до рождения наших девочек. Я ясно выразился?
– не терпящим возражения тоном заявил Глеб, глядя в глаза жены.
Вместо ответа Женя обворожительно улыбнулась, присела на краешек кровати и легонько провела ладошкой по его обнаженной груди.
– Женя, не надо… - прохрипел он, почувствовав растущее желание.
Она опять не произнесла ни слова, только искушающе стрельнула взглядом и скривилась в победной усмешке…
* * *
Маргарита улыбнулась, поправила спадающее одеяло на плечики дочери, чмокнула ту в щечку и убрала несколько непослушных прядей со лба.
Какая же она милая, когда спит. Жаль, что ей приходится уезжать, но полгода - это не срок, тем более каждые выходные она будет прилетать к Риточке.
Девушка вздохнула и отошла от кроватки. Заметила на стуле детское платьице, свернула, засунула в шкаф. В последний раз обвела взглядом детскую: просторную светлую комнату с большим окном, занавешенным розовыми занавесками. Это хорошо, что её самолет утром, не придется прощаться с дочерью ещё раз. Ей и вчера хватило - сердце кровью обливалось, когда Рита просила не уезжать. Ну не могла она остаться здесь. Не могла. Это выше её сил. Она бы, наверное, совсем рехнулась тут, если бы не вовремя подоспевшее предложение дяди Леонида пройти практику у него в компании. Она и схватилась за это предложение, как утопающий за соломинку.
Марго грустно улыбнулась и тихонько прикрыла дверь в детскую и прошла по коридору. Ей необходимо было попасть в мастерскую Сергея. Хотела взять несколько фотографий Риты, чтобы образ дочери ни на мгновение не покидал её. Из мастерской вышел Сергей. Они остановились друг напротив друга… Обменялись взглядами. Сергей отвел взгляд и направился далее.
– Сереж, - голосом остановила его Марго, - я… я хотела взять пару снимков Риты.
– Возьми. В мастерской, в левом верхнем ящике, - бросил он и ушел.
Маргарита хотела ещё что-то сказать, но так и не смогла, вздохнула и пошла за фотографиями.
Злится на неё. Конечно, а что ему ещё остается делать? Запретить ей он не в силах, а попросить - гордость не позволит; Маргарита слишком хорошо знала этого человека. Её даже иногда это пугало, они были слишком похожи…
И вот вчера их разговор как обычно привел к ссоре. Он хотел, чтобы она осталась, но как мать Риты. Его доводы, что малышке будет плохо без неё… Марго так и хотелось спросить…А ему? Ему БУДЕТ плохо без неё? Но промолчала, стиснув зубы.