Пешка для наследника
Шрифт:
Женя встала, одела на плечо свою сумку и направилась к выходу. Уже в коридоре она осмотрела свою комнату, ставшую ей родной за эти недели. Всего полтора месяца, а будто прошло полтора года…
Она провела рукой по выключателю и погасила свет, затем закрыла дверь и спустилась вниз. Идя к выходу, Женя несколько раз оборачивалась, в надежде увидеть любимый взгляд, услышать от Него хоть что-то… Но Глеба не было. Она сомневалась, был ли он вообще в это время дома. Наверное, в офисе. Джефри учтиво раскрыл ей двери дома и направился за её чемоданом. Она вышла на улицу. Вот она, свобода! Словно её отпускают из плена. Словно ей говорят: «Беги, беги, пока есть возможность!» Она не повернулась и не остановилась. Хотя такое желание было. Женя села в припаркованный прямо у парадного входа черный автомобиль и закрыла глаза. Водитель сел за руль и завел мотор. И тут в её голове проскользнула бредовая мысль: «Останови меня, вытащи из машины, прижми к себе и скажи, что ты никогда меня не отпустишь от себя! Скажи, что любишь меня!»
Но машина тронулась с места и медленно поехала по аллее. Никто не вышел. Никто не бросился за ней. Не нужна.
* * *
Он сидел в библиотеке, откинув голову на спинку, и, прикрыв глаза, боролся с искушением сорваться с места и не дать ей уехать. Глеб до боли сжал деревянные подлокотники кресла, когда услышал звук удаляющегося автомобиля.
Он должен отпустить её. Его девочка должна уехать подальше от этого растревоженного осиного гнезда. Пусть его сердце разрывается от осознания того, что он её больше никогда не увидит, но… Глеб вздохнул и закрыл лицо руками. Он понял, все слишком поздно.
– Сидим, страдаем, милый братец?
– услышал он голос Марго за своей спиной.
Сестра прошла к окошку и раздвинула занавешенные шторы, пропуская в унылое помещение лучи яркого солнца. Глеб зажмурился от яркого света, но ничего не сказал. Ему не хотелось вступать в словесную перепалку со своей «любимой» сестрицей, просто хотелось, чтобы его оставили в покое.
– Чего молчим?!
– А что ты хочешь, что бы я тебе сказал?
– Почему ты дал Жене уехать? – Марго присела на стол и закинула ногу на ногу, впившись в него взглядом.
– Она захотела уехать, и я её отпустил, - голос его был ровным и ничего не выражающим.
– А как же твои гениальные планы? Ради чего ты на ней женился? Ради денег, так…
– Марго, уйди, пожалуйста, - жестко попросил Глеб, но от Маргариты не укрылась гримаса боли, на мгновение исказившая его лицо.
– Она правильно сделала, что уехала, - сказала она.
– Она в тебя влюбилась, глупая девочка. Надо же, влюбиться в бессердечного человека! Глеб Оболонский всегда видит только себя и никого больше!
– Это ты сейчас себя описываешь, Марго!
– Да?
– невинно улыбнулась она.
– Может быть. Мы же с тобой родственники, как-никак.
– Зачем ты пришла сюда? Не наигралась? Не до конца насладилась своей победой? Пришла добить меня, Маргарита?!
– Нет, - она резко дернула головой и закусила губу.
– Я всего лишь пришла сказать, что ты был прав.
– Ты о чем?
– Падать действительно больно. Я бы сказала – смертельно больно.
– Надо же!
– Глупо, наверное, рассказывать тебе все это, но мне больше некому.
– Маргарита спрыгнула со стола и повернулась к окну, обхватив себя руками.
– Знаешь, иногда как говорят… Легче рассказать все своему врагу, чем лучшему другу. Ну-у, а так как друзей у меня нет, врагами нас назвать нельзя, но… В общем, - она сглотнула, - ты был прав, во всем прав. Я любила Криса, но как-то болезненно, по-своему. Одержимо. Он был недосягаемой звездой для меня. Твоим лучшим другом. Я втайне мечтала о нем, о его губах, о его руках… Я ждала своего часа. И вот, он настал. Я разлучила его с женой и наивно полагала, что он достанется мне. Но он не захотел быть со мной, - Марго развернулась и встретилась взглядом с братом, - понимаешь, оказывается, он не принадлежал мне!
– Я не узнаю тебя, Маргарита, - проговорил Глеб, качая головой.
– Что с тобой произошло?
– Я упала. Разбилась вдребезги. Ты меня, наверное, не поймешь…
– Прекрасно понимаю, Марго, прекрасно. Иногда люди все же меняются.
– Хочешь сказать, что ты изменился? Именно поэтому отпустил Женю? Совесть замучила?
– Совесть тут ни причем.
Марго нахмурилась, не до конца понимая мотивов поступков брата. Разве что…
– Н-е-е-т… Этого не может быть!
– вслух воскликнула девушка, раскрыв глаза, и неверяще уставилась на брата.
– Ты правда влюбился?! В Женю?! ТЫ?!
– А ты, я смотрю, и предположить такое не могла?
– Не могла, - честно призналась Маргарита и вдруг увидела в глазах брата все то, что он так упорно старался скрыть. Боль. Невыносимую Боль. Его голубые глаза переполняло это чувство.
– Вот почему ты её отпустил, - прошептала она.
– Потому что любишь больше жизни.
Глеб ничего не ответил, однако глаза его предательски заблестели. И Марго стало не по себе. Она виновата в этом. Черт! И с каких это пор её волнует судьба старшего брата?! Она его всегда презирала. Но почему сердце так болит от вида этого подавленного человека, раздавленного и упавшего? К слову, ещё три дня назад она упивалась этим зрелищем, а теперь… будто прозрела.
– Ты не должен её отпускать, Глеб!
– неожиданно громко воскликнула она.
– Женя любит тебя, а ты – её! Ты должен поехать и остановить её!
– Ей будет лучше дома.
– Ей будет лучше с тобой!
– Нет.
– Что же ты упрямый-то такой?!
– глаза её гневно сузились.
– Хорошо, не хочешь ты, тогда я сама поеду за ней и привезу её обратно!
– Марго, что за неожиданное благородство? У тебя температура?! Или уже белая горячка?!
Но девушка не слышала его слабых попыток задеть её – она уже бежала к выходу, по пути обыскивая карманы в поисках ключей от машины. Что она делает? Пытается наладить личную жизнь своего старшего брата?! БОЖЕ! Сказал бы ей кто-то об этом месяц назад, она, не раздумывая, плюнула бы тому человеку в лицо, а теперь… Что-то в ней изменилось. Она стала впечатлительной, что ли… Маргарита усмехнулась, забираясь в свою Феррари, и выехала из гаража. Глянув на часы, она вздохнула. Ещё полтора часа. Она должна успеть.
* * *
Глеб открыл глаза и обреченно взглянул на огромные настенные часы.
Без десяти минут шесть.
Самолет уже пять минут, как в небе.
Улетела.
Оболонский тяжело вздохнул, поднялся с кресла и подошел к столу. Налил себе полный стакан виски. Залпом выпил. Зажмурился от ощущения этого гадкого пойла у себя в груди. Но должно стать легче. Хотя бы немного. Хотя бы ненадолго.
У мужчины было такое ощущение, что его разрезали пополам. Словно одну его половину забрали, а другую, мертвую и опустошенную, оставили ему, со словами: «Теперь живи, как хочешь». Как хочешь… Может, попробовать жить как раньше? Он горько усмехнулся. Да, теперь при одной мысли о «как раньше» ему становится противно от самого себя.
– Да, Оболонский, - в пустоту проговорил Глеб, качая головой.
– И что с тобой сотворила эта девчонка?! Совсем в тряпку превратился…
Странно, но его это нисколько не смущало. Даже радовало в какой-то мере.
Глеб вновь уселся в кресло и закрыл лицо руками. Сколько он так просидел – час, два… – неизвестно. И три, наверное, просидел бы, если бы вновь не услышал звонкий голос сестры:
– Боже, ты еще тут! Может, попросить служанку тебе здесь постельку постелить? А что?! Запрись в кромешной темноте и страдай от потерянной любви, которую ты так безропотно отпустил!