Пешки Хаоса
Шрифт:
– Ушел? – нетерпеливо повторил он, когда Гицилла начала объяснять. – Куда ушел?
– Вероятно, он не ожидал, что вы придете так скоро, - обеспокоенно сказала Гицилла. – Он сказал, что голоден, хотя как такое могло быть после того, как он съел всех этих птиц…Сейчас он гораздо больше. Если бы он остался здесь, возможно, он не смог бы пройти в дверь. Он вырос из имперской формы, – вокруг валялись лохмотья, - но его кожа больше не похожа на человеческую. Сейчас он больше похож на огромную рептилию, чем на человека, хотя говорить научился куда лучше.
Пока Гицилла рассказывала, Дафан заметил, что она тоже стала более высокой, чем раньше, хотя вряд
– Это плохо, - раздраженно сказал Гавалон. – Он с самого начала не должен был убегать от меня, даже если почувствовал врагов поблизости. Он не должен был прыгать в грузовик и не должен был посылать за мной мальчика вместо того, чтобы прийти самому. Как он узнает, что мне нужно от него, если я не могу ему сказать? Фульбра приближается слишком быстро. Если мы отступим, нам придется бросить слишком много городов и слишком много дорог. Если имперские войска займут сильную позицию и наладят снабжение, мы никогда не сможем выгнать их отсюда. А как Сосуд в умственном плане? Его истинное сознание уже проявилось из остатков души Нимиана?
– Я не знаю, что вы имеете в виду, - неуверенно произнесла Гицилла, но Дафан понимал, что она лишь проявляет осторожность. Она уже сказала, что Нимиан стал лучше говорить.
– Что он сам говорит? – нетерпеливо спросил Гавалон.
– Немного, - взволнованно сказала Гицилла. – Он сказал мне ждать. Вообще-то он не говорил, что вернется, но я подумала, что именно это он имел в виду. В конце концов, он велел Дафану привести вас сюда, так что… Он сказал, что ему нужно коснуться вас.
Гавалон обдумывал это секунду или две.
– Мне нужно найти его как можно скорее, - прошептал он. – Когда он вернется в лагерь, то получит все, что пожелает, но…
Неожиданно он обернулся и посмотрел на оторванный палец Нимиана, все еще привязанный к руке Дафана, и заметил, что палец больше не висит горизонтально. Когда на него упал взгляд Гавалона, волос, завязанный узлом, на котором висел палец, вдруг развязался, и палец упал на пол.
Но не стал лежать там неподвижно, как был бы должен; вместо этого палец начал извиваться, как червь, неуклюже двигаясь к Гавалону. Колдун наклонился, протянув одну руку к земле, ладонью вверх. Оторванный палец, двигаясь, становился длиннее, пока не стал достаточно длинным, чтобы обвиться вокруг пальца Гавалона, как кольцо.
Гавалон, выпрямившись, продолжал смотреть на него. Его поза словно выражала непонимание, но выражение его нечеловеческих глаз было непроницаемым.
« Ну что ж», подумал Дафан, « полагаю, теперь Нимиан его коснулся».
Возможно, монстр был где-то достаточно близко, чтобы действовать по-своему, даже без физического присутствия. И как только Дафан об этом подумал, он удивился, каким образом он смог прийти к такому странному выводу. Это была его мысль – он был уверен в этом – но, казалось, она была вызвана чувством, которое было не вполне его. Он вспомнил не очень понятную речь Нимиана и впервые задумался, не было ли гораздо больше значения, чем казалось, в словах «ты и ты» - в ответе Нимиана на вопрос «кто ты?».
Дафан содрогнулся и решил, что лучше в самом деле думать о чем-то другом. Он поднял взгляд.
– Мне кажется, - шепотом спросил он Гициллу, - или потолок стал немного выше, чем был раньше?
Гицилла тоже посмотрела вверх; она явно не замечала
– Думаю, да, - сказала она, и добавила, - но и я не кажусь себе ниже, чем раньше, по сравнению с ним.
– Все растет, - нерешительно произнес Дафан. – Даже камень стен. Все, к чему он прикоснулся – кроме меня.
– Не удивительно, что он голоден, - сказал Гавалон. – Но он не должен растрачивать свою силу напрасно, будь случайно или нет. Я не знаю, сколько энергии он будет иметь в своем распоряжении, когда вырастет, но она не бесконечна, и он не сможет пробыть здесь долго. Мы должны разбить имперцев так, чтобы они никогда не смогли восстановить силы после этого поражения. Если мы не сможем, этот мир никогда не будет безопасным местом для слуг истинного бога.
– А что насчет кораблей? – спросила Гицилла.
Взгляд страшных глаз Гавалона до того казался ничего не выражающим, но вдруг Дафан заметил, как в глазах колдуна словно мелькнуло пламя, особенно в том глазу, что казался моложе.
– Кораблей? – переспросил Гавалон.
Гицилла кивнула.
– Я видела их в моих снах, - сказала она, - но особенно четко последней ночью. Нимиан говорил о них – он сказал, что они приближаются.
– Это имперские корабли? – спросил один из рабов-колдунов – кажется, это был Малдайак.
– Не обязательно, - ответил Гавалон. – У истинного бога есть и свои космические флоты, как и у других богов, которые враждебны Империуму. Есть в космосе и другие расы, способные летать среди звезд: эльдары, тираниды, тау… Их имена для меня мало что значат, но они были открыты мне в видениях, так что я кое-что знаю о войне, в которой принимаю участие. Что Сосуд сказал о кораблях?
– Сначала он сказал, что приведет их, - ответила Гицилла. – А потом сказал, что они приближаются. Он казался при этом довольным.
– Приведет их? – задумчиво повторил Гавалон. – И казался при этом довольным…
– Варп-шторм отступает, - сказал другой раб-колдун, вероятно, это был Абдалкури. – Если корабли Изменяющего Пути смогут прийти нам на помощь…
– Мы уничтожим Империум раз и навсегда, - закончил фразу его разноцветный спутник.
– Империум слишком велик, чтобы быть уничтоженным, - поправил его Гавалон. – Тот крошечный его осколок, что оказался затерян здесь на две сотни лет, всегда был лишь ничтожной песчинкой - и да, его-то можно уничтожить. Если варп-шторм отступит, в космосе могут собраться силы, достаточные для завоевания пяти или даже пятидесяти миров – миров, полных людей и магии, и кто знает, сколько в них может обитать потомков затерявшихся имперских исследователей? Эта фаза большой игры, возможно, развернется в куда большем масштабе, чем я представлял… но поэтому тем более важно, чтобы Сатораэль подчинялся мне и следовал моим указаниям.
– Несомненно, - сказал Абдалкури.
– Абсолютно, - сказал Малдайак.
Дафану показалось, что их голоса звучат несколько неискренне. Рабы-колдуны, как предположил он, всецело служили целям и средствам Гавалона. Они были лишь его покорными слугами и более ничем. Но что бы ни содержал в себе этот так называемый Сосуд, это было нечто куда большее: нечто, несравненно большее, чем они, большее, чем даже сам Гавалон Великий. Дафан понял, что эти два порабощенных волшебника не будут так уж недовольны, если по какому-то капризу судьбы Гавалон окажется низведен до такого же унизительного положения, что и они, даже если при этом их собственное положение станет еще более низким.