Пешки
Шрифт:
Только когда резонанс заклятья пошёл на убыль, Яританна рискнула высунуть голову из своего убежища. Два высоких строга ровными полукрухжиями устилали поле, будучи любовно рассыпанными на просушку, наверное, впервые с момента своего создания. В воздухе ещё клубились мелкие частицы трухи и пыли, создавя миленькое подобие буроватого тумана с густым, пряным душком заброшенного чердака. То тут, то там вполне живописненько распалагались стога поменьше, скажем так, естественного происхождения, означая фигуры ни в чём не повинных свидетелей травницкого буйства. Разворошив ближайший стожок, духовник извлекла слегка пришибленную отдачей компаньонку и заботливо отрякнула с её лохматой головы сено:
— Ну, как? Полегчало?
Участливый тон и профессиональные интонации завзятого душекопателя и психопотрошителя,
— Полегчало. Словно камень с души свалился, так меня эта ситуация с комуфляжниками напрягла. Я читала, что женская способность к прорицанию значительно возрастает с ростом фактора заботы. Так вот, если моё подсознание принято Арна за э — э-э… объёкт заботы, то я сейчас должна была бы классно предсказывать!
— А я уже могу, — холодным и каким-то загробно — убийственным голосом отозвалась Танка, моментально сбивая с увлечённой очередной теорией травницы весь благородный эксперриментаторский пыл.
Другие стожки уже начали шевелиться, недобро так, подозрительно. Из ближайшего раздался низкий мужской стон, сдобренный качественным матом. Словно настояший упырь из свеженькой могилы, вверх взметнулась широкая мужская кисть, за ней медленно, словно преодолевая чародейское сопротивление или боль (второе было вероятнее, поскольку расшвыряло стога знатно) показалось массивное плечо. Эта картинка настолько напоминала поднятие нежити, что Яританна почти окаменела от ужаса. Эл действие напомнило скорее раскрытие какой-то инопланетной личинки, но всё равно было противно.
— Ой! — травница испуганно пискнула, инстинктивно отступая за плечо подруге.
Из второго стога резко появилась голова со знаменательной, в некотором роде, светлой макушкой. Голова, словно кукольная, провернулась вокруг невидимой шеи и вперила в двух замерших испуганными кроликами девиц полный ненависти пронзительный взгляд. Холодный, пронизывающий и какой-то сумасшедший. Первым порывом Яританны, почему-то было схватить любой попавшийся камень и швырнуть в неприятную голову, как в деревянного болванчика на весенних ярмарках. Но по мере взаимного узнавания волосы у неё начали подниматься дыбом, а глаза недобитого наливаться кровью.
— Тикаем? — первой подала разумную идею травница.
Мутные душевнобольные глаза с меланхоличной обречённостью смотрели на него из кустов, не хлопая тяжёлыми, отёкшими веками. Под этим взглядом становилось как-то совестно за весь род человеческий, столь бесцеремонно поправший разумные и вечные устои матушки — природы. Казалось, он проникает в саму душу, выворачивая до неровных стежков и брезгливо инспектируя заляпанное дно. Араон Важич невольно передёрнул плечами и отвернулся. Недоеденный кусок мяса встал поперёк горла. Куда-то моментально испарилось всё желание отдыхать, затаившись на дне мутным сероватым осадком.
А отдохнуть было необходимо. Бешеная ночная скачка, дополненная странными люминесцентным явлениями, вымотала окончательно разбитое тело. Часть законного резерва, что должна была поддерживать регенерацию и притуплять боль, уходила на совершенно нелепое сокрытие неожиданно расцветившегося нутра. В первый момент Арн настолько удивился ярко вспыхнувшему свету, что сбился с контроля лошади и едва не вылетел из седла, чтобы пониматься с обочиной. Потом, не заметив импульса чьего-либо заклятья, немного успокоился, серьёзно подозревая, что среди боевых чародеев прецедентов поедания нечисти не было аккурат из-за таких вот побочных эффектов. При особом желании можно было даже отследить, как медленно передвигаются в животе перевариваемые частицы редкой и наверняка специально обученной боевой единицы. Не удержавшись, молодой человек хмыкнул, представив, как всю ночь огнями Святого Элля маячили на вершине стога две сладко спящие девчонки. При воспоминании о них снова стало как-то неловко, но чародей самоотверженно подавил совершенно неуместную вспышку сентиментальности, впиваясь зубами в очередной заблаговременно прихваченный из вещей Чаронит кусок вчерашней трапезы.
Мясо больше подозрительно не светилось, смирив усердие под лучами солнца,
Араон тяжело вздохнул: «соплей» оставалось совсем ничего, но кое-как с проблемами они справлялись. В сон морило неимоверно, до боли в раскалывающейся голове и монотонного гудения не раз ломаных костей. Хотелось свернуться калачиком под ближайшим кустом и вырубить воспалённое сознание, пока все эти интриги и козни окончательно не сломали его мировоззрение. Хотелось плюнуть на всё, выйти один на один, как принято у боевиков, или лучше отрядом, чтобы всё было чётко и понятно, чтобы знать, где цель и против кого действовать. Хотелось не знать всего этого…. Хотелось, но возможности не было. Был лишь долг, гражданский, профессиональный и сыновий. Было лишь нелепое ощущение дешёвого фарса, граничащего с безумием, мешающее до конца анализировать ситуацию. Казалось, что всё вокруг происходит не с ним, разыгрывается какой-то новомодный спектакль, где полоумные актёры в приступах мечутся по сцене, а он как несчастный ремонтник стоит и держит, шатающуюся декорацию. Становилось тошно от собственного бессилия, непонимания и непонятно откуда накатившей апатии, которая наверняка свойственна шахматным фигуркам, тягаемым взад — вперёд по клетчатой доске.
«Ну, что ты пялишься!?!» — мысленно простонал чародей, не решаясь лишними звуками разрушить всю тщательно наведённую маскировку.
Лошадь не ответила, что не удивительно. Она и в лучшем состоянии, не смогла бы этого сделать. Находясь же под мощным заклятьем, животина больше напоминала аниматического зомби с одним лишь плюсом — отсутствием характерного душка. Находящиеся под подобным подчинением животные вообще не издавали никаких запахов и звуков, что с одной стороны неплохо отражалось на маскировке, с другой никак не перекрывало его собственного запаха. Арн только надеялся, что до поисковых собак тёткины подельники не додумаются. Если ночью можно было скакать во всю силу, то сейчас лучше укрыться на какой-нибудь мелкой просеке, чтобы лишний раз не светиться. Всё же его образ был слишком колоритным, да и зачарованная дряхлая кобыла, несущая как матёрый трёхлетка не могла не привлекать внимания. Неплохо было бы отослать клячу домой, только терять драгоценное время, когда за тобой возможна погоня — совсем ни к чему. Ехать на подчинённом животном было удобно, хоть и весьма утомительно из-за необходимости постоянно корректировать курс и движение. Если в полёте на метле или ступе половину трудов на себя брала автоматика заклятья, то сейчас приходилось одновременно думать обо всём. Это привело молодого человека к печальному осознанию, что талантом к созданию артефактов он напрочь обделён.
Поправив съехавшую набок цепь, что, благодаря простенькому амулетику, неплохо блокировала любые посланные в спину чары, Араон Важич, неслышно, но очень колоритно ругаясь, заставил своё тело вернуться в седло. Бок снова прострелила боль, но чародей стойко её проигнорировал. Следовало передать отцу всю информацию, желательно лично. И как можно скорее.
Истерика началась вполне себе безобидной фразой: «Да как он мог, скотина неблагодарная!» Зато как замечательно и красочно развивалась! Сколько было спецэффектов и звуковых вариаций! Одно только выдирание волос чего стоило!