Пешки
Шрифт:
Ох, как же хотелось Мигору сейчас припустить вниз по тропке да к людям честным, да вернуться потом со жрецом и рогатиной (можно без жреца, но с двумя рогатинами), только парень не зря храбрецом у местной ребятни считался. Ну, и жрец без доказательств так просто из святилища выходить не станет. А лишней копеечки, что, по поручениям бегая, паренёк у хозяина перехватывал, тратить на подношения совсем не хотелось. Поэтому посыльный выдохнул в плечо, осенил себя знаком солнечным и прокрался к ужасному дому.
Вблизи всё оказалось хуже. От ботинок, наполовину превратившихся в труху, шла в ближайшие заросли косая цепочка следов, сначала кривых, хаотичных и одноногих, потом странная бесформенная вмятина, полоса и два маленьких человеческих
По всем показателям нападение было жестокое, а отпор бессмысленным. Тонкие полосы рассветного солнца слегка продирали тьму и вскрывали следы ужасной и невыносимой правды. С печи целыми пластами была отбита побелка, а куски её разметало по углам. Бабские травки, что обычно в подполе держат или в сундуках берегут, зашвырнуло под потолок на балки и дымоход. Занавеси ободрало, их клоки свисали со стен и покачивались в такт таинственному дыханью. На койке, вывернув нутро, высилась гора бабьего тряпья, из-под которого виднелся только пук волос. Столешница сохранила следы жутких когтей и подпалин, пол весь был усеян битыми мисками с запёкшейся нечестивой жижи (знать попали в убивцу). А прямо впереди — лужа ещё свежей крови, в которой почему-то кисли куски капусты, вялой свёклы, и порванная женская блузка, что была по приезду на одной из постоялиц.
Три медяка за срочность уже начали греть душу посыльного. Мигор сделал два неуверенных шага и тут же едва не влез рукой в гадостный послед от болотной твари (не болотные такой дряни, светящейся, за собой оставлять не будут). Тут уж парню совсем сплохело: что монстр скрылся поутру, разумеется, а вдруг где поблизости схоронился и его ждёт. Но, с другой стороны, негоже мужчине бояться всякой нечисти, даже если душа уходит в пятки, нос раздирает замогильной вонью, а дух весь комнаты пугает, опутывает и душит. Наконец посыльный набрался смелости и даже распрямился, подобрав с пола половник вместо оружия. Так всё спокойней будет. Парень встал на цыпочки и прокрался к койке, решив, что оттуда и бежать и прятаться сподручней будет.
— Есть тут кто живой? — рявкнул что было сил Мигорка, чтоб голос не дрожал, и для острастки врезал половником по столу.
— Нету, — злобно и надрывно прохрипело что-то сзади.
Струхнул парень, повернулся на ногах негнущихся, так и остолбенел. Смотрит: с кровати, вытянув бледные руки, подымается мертвяк, уж изжёванный. Кожа синяя, слезшая наполовину, патлы с проседью, клоками рваные, когти длинные, а глазищи, что омут чёрные, и светятся бесовской зеленью. Скидывает мертвяк с себя тряпки, да зубы злобно скалит. Не выдержал тут Мигорка, закричал не своим голосом, да к выходу бросился, но уж где человеку (без рогатины) от мертвяка скрыться. Только перескочил Мигор стол окаянный, из хаты тёмной на солнышко бросился, как ринулось нечто на встречу, брызнули искры яркие, померк свет в глазах парня и упал молодец аккурат в лужу да замертво.
— Чумной какой-то, — констатировала Яританна, склонившись над пареньком, что блаженно пребывал без сознания в луже вчерашнего борща. — Интересно, все местные такие или это счастливый уникум?
Девушка
Первым делом праведный гнев пал на незапертую соседкой дверь, из-за которой недоубиенный вообще пробрался в дом. И хорошо ещё, что он нервный такой попался и не успел дел натворить. Хорошо для Алеандр, потому как, в противном случае, её, вместо завтрака и помощи в шинковке трав, ждал бы скандал и внеочередное дежурство по дому. Хотя, печально оглядев полнейший бедлам, в котором прибывало их пристанище в чёрные (разжигание печи проистекало самыми варварскими способами) дни дежурств травницы, Яританна поняла, что стоит ограничиться только скандалом. Трёх дней под знаком хозяйствования Алеандр не перенесла бы уже психика щепетильного духовника. Был, однако, у погрома и свой маленький плюс — психанутый паршивец ничего ценного не нашёл. Этот факт слегка успокоил девушку, и Тан со спокойной душой отнеслась к тому, что её ложка оказалась в горе битых черепков.
Поскольку девушка в подобных ситуациях отличалась завидным холоднокровием, первым её желанием было связать подстрелка и кинуть в погреб, пока того в Чвыре не хватятся. Яританна не без труда нашла в той горе травницкой поклажи хозяйскую бельевую верёвку, минуту потратила на припоминание правильного способа связывания с курсов нежетеводства, столько же времени ушло на попытки развязать коварную петлю посреди мотка. После шли долгие пробы удобнее подойти к объекту, в итоге, девушка плюнула на правила и скрутила его самым, что ни на есть хамским, плебейским и кустарным способом. Смотреть на несчастного не смогли бы ни гуманисты, ни хвалёные заводчики нежити. Духовнику осмотр работ дался легче, хотя и не без самокритики. Яританна сморщила нос, тяжело выдохнула и махнула рукой на скрюченное нечто, желая поскорее умыться и забыть о досадном недоразумении возле стола. И тут несчастную постигло второе неожиданное открытие утра. Даже не постигло, а стремительно и беспощадно вынырнуло полуразложившимся зомби из тёмного нутра кадушки с водой.
Инстинкты сработали раньше звания подмастерья второй ступени — духовник обнаружила себя на полу с гудящей головой. Хорошо ещё, что весь борщ был любезно промокнут блаженным и Яританна, придя в себя, не обнаружила кровавых пятен на своих посиневших руках. Медленно припомнился вчерашний вечер, полный горящей от солнечных ожогов кожи, стенаний над съеденными остатками сметаны, разборками над предположительным хвостатым пожирателем последнего спасения, уверений подруги в собственной профессиональности, нового «совершенно замечательного составчика широкого применения, неизвестно для чего, но точно от повреждений эпидермиса» и ужасных актов зельяварения, едва не уничтоживших сруб и подопытную.
Тан поднялась с пола и уже спокойнее глянула на собственное отражение. Лицо духовника приобрело выражение всепоглощающей апатии, что было свойственно этой молодой особе в моменты, когда набор цензурной лексики уже заканчивался, а желание портить чародейский фон нецензурной ещё не наступало.
— Я убью её, — спокойным, но слегка измученным голосом констатировала девушка, ещё раз пошкрябав ногтём особо подозрительное пятно на щеке и удостоверившись, что это уникальный оттенок кожи, а не торчащие мышцы.