Песий бунт
Шрифт:
Все понимали, какая сила копиться в головах и руках – но направить ее в нужное русло отчего то ни у кого не хватало времени. Раньше все было просто – молодежь, нализавшись «Клинского» или позитивно отупев от Очакова, шаталась по дворам или дискотекам, тискали девочек, у которых стремление стать взрослыми росло быстрее груди, потом засыпали и просыпались с желанием вновь выпить и получить еще больше позитива. Теперь молодежь шаталась, подогреваемая непонятной злобой на весь мир – и мало кто из них понимал, что уже прошел первый отрезок пути к вонючей деградировавшей особи у
Однако постепенно жизнь входила в нормальное русло – люди, лишившись привычного дурмана и поняв, что мир, оказывается, стал ничуть не хуже, стали заниматься делами, о которых раньше даже помыслить не могли. Вновь стали появляться клубы по интересам и семинары – причем не только семинары, на которых синеющие от жадности индивидуумы учатся хапать еще больше.
Оказалось, что коренные жители Москвы столь же работоспособны, как и приезжие всех цветов и вероисповеданий – постепенно рынки и стройки стали неудержимо светлеть.
Соответственно, растущее благосостояние позволило людям еще более щедро снабжать собак, открывшим им новую страницу жизни – а собаки, в свою очередь, стали снабжать бесплатными деликатесами остальных парий общества, учителей и врачей. Позволяли подкармливаться, конечно, только выборочно – некоторые орлы их частных клиник, обуреваемые жадностью, одевали, одолжив у пьющих соседей, ветхую одежду и пытались прильнуть к кормушке… надо ли говорить, что закончилось это плачевно.
Истерия в печатных изданиях постепенно сошла на нет – оказалось, что от собачьего бунта больше пользы, чем вреда, что собаки вовсе не претендуют на главенствующие позиции в мире. Им хватало одной, прочно занятой ниши – но из этой ниши их никто выбить не мог.
Правда, некоторые газетенки проталкивали мысль, что вслед за собаками могут взбунтоваться лошади и коровы, кошки и крысы пасюки, свиньи домашние и кабаны в лесах. Народ читал, пожимая плечами. Вот когда взбунтуются, тогда и поговорим. Про собак тоже много всего плели, а что получилось?
Некоторое время волнение ощущалось вокруг Лосиного острова – уж больно сильно влиял массив зелени, отказывающийся повиноваться человеку, на умы жителей нескольких прилегающих к нему районов. Куда только не звонили они, куда только не посылали письма!! Уфологи, одержимые поисками летающих тарелок, но падкие и на все другие чудеса, стали приезжать к дичающему лесу целыми колоннами. По дорогу они смотрели на скрывающиеся в зелени пятиэтажки, которые в вечернюю пору светились только половиной своих окон, на ржавеющие корпуса машин, которые после предупредительного разрыва шин стали просто напрочь отказываться заводиться и превратились в памятник человеческой алчности.
Смотрели и ничего не могли понять.
На определенном расстоянии от леса, в районе Бойцовой улицы двигатели глохли напрочь – и уфологи по темным дорогам пробирались к самому лесу.
Впрочем, всех ждало разочарование – какими бы приборами они не пользовались, какие бы сверхчувствительные датчики не подключали, все они показывали одно. Никаких отклонений от нормы. Но завалы мусора по краям асфальта росли, чаща относилась к человеку все более враждебно – и никто
И телевидение перестало лихорадить – как только прошла волна первой паники, вызванной грабежом собак на дорогах, как только отпала необходимость вставлять в голоса ведущих нужный текст. Теперь передачи выходили, как и раньше, даже уволенные за профнепригодность ведущие вернулись. Только иногда во время эфира они на секунду замирали в страхе – казалось, что-что то опять начнет говорить их голосами… потом продолжали нести чепуху, как ни в чем не бывало.
Вот в такой город и вернулся Витек – хотя никто из соседей его не узнал. Покидая дом, он был агонизирующим алкоголиком с твердой, как камень, печенкой, желтыми склерами глаз и дряблой морщинистой кожей, висящей на скулах.
Он избивал собаку и вливал в распадающуюся утробу все, включая тормозную жидкость. Он винил в пропадающей жизни всех, начиная от матери и заканчивая президентом.
А подбирал ключи к двери в картонных заплатах невысокий, смуглый от здорового загара и подвижный, как молодой хищник мужчина средних лет. Рядом с ним стояла молчаливая миловидная женщина – и единственное, что в них было странного, так это одежда. Никогда, похоже, не стиранная, она распространяла густой запах костра на всю площадку.
Странно, но все безумие осталось, шаг за шагом, на сырых тропинках Лосиного острова – а о продолжительном отдыхе (поскольку они не могли сказать, какой срок прошел с момента их встречи на Потешке) сохранилось только доброе щемящее воспоминание.
Витек оторопев, смотрел на свою квартиру – он помнил, что оставлял бардак, но что такой бардак, даже представить себе не мог. Украдкой покосившись на подругу, он вздохнул с облегчением – в глазах ее горел тихий огонек хорошей хозяйки, увидевший простор для работы.
– Да – хлопнул себя по лбу Витя – чуть не забыл, эту хрень на почту отнести надо…
Он говорил о запаянной в полиэтилен бандероли, которая попалась ему под ноги при выходе из леса. Не особо вникая в адрес, но смутно чувствуя, что отправить ее надо, поскольку с это бандеролью связано что то очень важное, он поспешил на почту.
Ропот недоумения прошел по рядам участников ток-шоу «Пальцем в глаз» при виде Умника. Ведущий даже не смог выдать визитную карточку своей программы – знаменитый истеричный короткий хохоток, испустил только странное придушенное шипение.
Умник же, не обращая ровно никакого внимания ни на ведущего, у которого сегодня на голове синие вихры перемежались с оранжевыми, ни на хмурую Анжелику прошел на гостевой диван и сел, нога на ногу.
Реакция зала была, в принципе, понятна – черная форма с золотистыми аксельбантами что-то очень сильно напоминала… но поскольку передача действительно шла в прямом эфире, чем ее ведущий несказанно гордился, все сделали вид, что ничего странного в госте не увидели.
Члены партии ОПС сидели на диванах белого цвета, «пеньки», соответственно – на диванах цвета грязно-розового. И те и другие смотрели друг на друга с плохо скрываемым раздражением, но перепалку пока не начинали.