«Пёсий двор», собачий холод. Том II
Шрифт:
А напротив полковника вытянулись и те солдаты, что обыскивали конюшни, и те, что были с Тимофеем в особняке. Когда он подходил, полковник Шкёв как раз выворачивал карманы любителю романсов и готовился покричать о хрустальной пепельнице и каких-то то ли перстнях, то ли серьгах, посыпавшихся звёздами в жухлую траву.
— Добрый день, барон Копчевиг, — обратился Тимофей к молодому человеку с разбитым носом и поводьями в руках. — Вы арестованы. А фантазия дать конюху Северной части Хляцкому взятку лошадьми, во-первых,
— Подождите, но я только… — сын барона потешно выкатил глаза, и Тимофей выдохнул: повезло, сложилось. И сложилось совсем уж нечаянно. А что нелепая фамилия конюха Северной части настоящая, а не очередная шутка Хикеракли, уж никак нельзя было быть уверенным.
Господин Солосье — Золотце — то и дело не без кокетства поругивал сам себя за так называемое «романное мышление». Подразумевало оно сплошь рискованные дерзости, исполненные скорее эффектно, нежели с опорой на здравый смысл, — и такой подход крепко запал Тимофею в душу.
Только романы они с господином Солосье предпочитали разные.
— Какой барон? Какая взятка? — резко обернулся полковник Шкёв. — Что ты вообще здесь делаешь, мальчишка?!
— Достаю из-под земли — отчасти в буквальном смысле — семейство Копчевигов, — усмехнулся Тимофей. — Которое вы, полковник, вчера в этом доме не нашли. Вас сопроводить к укрытию?
— Да кто тебе разрешил рот раскрывать?! Вы все тут озверели, мародёры! — полковник потряс злополучной пепельницей и с гадливостью отбросил её. — Вас отправили в патруль, а не грабить особняки! Патруль, слышите, дегенераты? Мне донёс калека, что вы тут насильничаете кухонную девку, я прихожу, а вы уже принялись за конюха, да ещё и карманы полные!
— Вы сами себя оглушили ором, полковник? — ровным голосом поинтересовался Тимофей. — Это не конюх, это молодой барон Копчевиг, который натянул ватник, чтобы бежать через Северную часть. Наверняка с бумагами — поищите под седлом у самой худой лошади. У той, что за взятку не сойдёт.
— Что за чушь, — сплюнул полковник. — Убирайся отсюда, пока я тебя самого не арестовал. А вы, уроды, света белого не увидите, сил моих нет уже каждому мародёру объяснять…
— Полковник… — не стерпел любитель романсов. — Вы уж как хотите, но там, в доме, точно Копчевиги — вдова и дочь. Мы их…
— Молчать! — взревел тот, побагровев уж так, что казалось, непременно пойдёт ожогами.
И выхватил у человека в ватнике — молодого барона Копчевига — лошадиный хлыст.
Удар рассёк любителю романсов бровь.
— Вот же безмозглый солдафон, — констатировал Тимофей, обошёл полковника Шкёва, встал спиной и обратился сначала к любителю романсов: — Это он зря лицо тебе попортил. И совершенно ведь не по делу. Почему вы это терпите? Потому что он старше по званию? Да что там кроме звания осталось — спесь одна.
— Убирайся, кому сказал! — раздалось из-за спины. — Не доводи меня — я гражданских не трогаю, и так беспорядков достаточно, но могу и передумать.
— «Гражданских»! — неожиданно воспрянул любитель романсов, которого удар хлыстом не на шутку разозлил. — Этот «гражданский» вас давно за пояс заткнул — разыскал же Копчевигов.
— Ещё одно поганое слово — и я иду писать рапорт о неповиновении приказам!
— Ещё один поганый выкрик, — с леденящей кровь вальяжностью отозвался солдат со шрамом, — и все мы тут будем разговаривать по-другому.
— А ну-ка повтори!
Тимофей, не оборачиваясь, улыбнулся:
— Полковник, я в самом деле лицо гражданское, а потому не знаю: как с вами поступят, ежели доложить генералам, что вы способствовали побегу Копчевигов?
— Ты не посмеешь доложить, потому что это бред. И потому что ни лешего не стоит твоё слово против моего!
— А я бы проверил.
— Ба-а-а! — отёр бровь любитель романсов. — А полковник-то наш — продался. Вчера, небось, на лапу от Копчевигов получил и молчит теперь, зараза. А нам мелочёвкой поживиться не даёт. Ай-ай-ай.
— Да вы ополоумели уже от вседозволенности, с командиром в таком тоне…
— Какой же ты командир, гнида загребущая? — придвинулся ближе солдат со шрамом.
Хлыст свистнул снова.
Тимофей ощутил этот свист так, будто удар пришёлся по нему, а вовсе не по солдату со шрамом.
— Он же с вами, как со зверьём, — вскипел Тимофей, но в крик по-прежнему не сорвался. — Не говоря даже о том, что он мешает конвоировать ценных пленников до казарм. Чего вы ждёте — когда он начнёт вас, как зверьё, отстреливать?
На двор перед конюшней рухнула тяжёлая, свинцовая тишина. Только камертон внутри Тимофея зазвенел столь же громко, как вчера утром. Перед первым выстрелом.
Любитель романсов, меланхолично разглядывая на пальцах собственную кровь, осторожно вступил первым:
— Ну а что? Оборонялись мы.
— Ценного пленника обороняли, — через такт присоединился солдат со шрамом.
И тут мощным аккордом прозвучал «Петюнич»:
— Твирин, засвидетельствуешь перед генералами?
— Вы что?! — сфальшивил рваной струной полковник Шкёв. — Вы совсем…
— Да, — просто ответил Твирин. У Тимофея бы так не вышло.
А залп против ожиданий не грохнул литаврами — по сравнению с литаврами залп был сух и сдержан. Только молодой барон Копчевиг и вскрикнул да брыкнулись кони.
— Сбрую обыскать на предмет бумаг. Барона связать. За дамами вернуться. На грабёж особняка — двадцать минут, потом в Восточную часть, объясняться, — голосом Тимофея скомандовал Твирин.
Тимофей замер перед следующим залпом, что после этой дерзости неминуемо должен был достаться ему.