«Пёсий двор», собачий холод. Том IV
Шрифт:
«И я его уберу. Этого роса не будет на ринге, пока он не понадобится рингу».
Желваки Цоя Ночки играли, но в кривой его глаз пробралась усмешка.
«И что ты будешь с ним делат’? Этот рос не нужен общине. Община не даст ему ни еды, ни лекарств. Он просто умрёт».
«Если он умрёт, то умрёт. Позвол’ мне о нём позаботит’ся. — Плеть заставил себя не зажмуриться. — Пожалуйста».
Уже спустя много лет он понял, что не так был ему нужен этот рос, как право получить что-нибудь своё — хоть что-нибудь. Что-нибудь, что община не сумеет забрать и чем не сможет
Друг.
«Собачек и комнатных зверей заводят себе богатые росские дамы, — пренебрежительно хмыкнул Цой Ночка. — Прибери ринг, Зубр Плет’. Если этот рос навредит общине, отвечат’ тебе».
Наверное, Бася не слышал этого разговора. Уже спустя много лет он признался, что нашёл в общине то, чего не мог найти за её пределами. Семью. И он не ошибался: Цой Ночка быстро его полюбил и ещё быстрее приспособил под свои нужды. Уже спустя полгода Бася помогал у ринга, спустя год вышел на него сам. Он фантастически располагал к себе людей, имел чутьё и легко делал деньги.
Как только его рёбра срослись, он ушёл в Порт, смошенничал там и принёс долю Цою Ночке.
У Баси было чутьё. Он знал, как стать частью общины.
Но тогда, в самом начале, он валялся на тонком матрасе Плети в лихорадке, и первыми его словами были «Пошёл вон». Бася и сам понимал, что у него не было шансов, но поражение мучило его сильнее сломанных рёбер.
Вторыми его словами были «Научи меня нормально драться».
Третьими — «Au fait, как тебя зовут?»
Это происходило давно, и в то же время — это происходило здесь и сейчас. Плеть знал, что его зовут не «Зубр», и не мог найти ответа на третьи Басины слова.
«Я твой друг», — неловко сказал он.
Это происходило давно, и в то же время — это происходило здесь и сейчас.
Здесь и сейчас Бася повязывал платок поверх свежей рубашки, так что никто бы и не догадался о ране. Беспечно улыбался. Пристально выискивал на ковре следы крови.
— Mon fr`ere, у меня есть к тебе одно важное поручение, — промурлыкал он, удовлетворившись ковром и с шипением разгибая спину.
Плеть насторожился.
— Я долго думал и решил, — Бася не торопился обернуться, — ты повезёшь пленных в Вилонскую степь. Да, да, я понимаю, что тебе вряд ли хочется, но это нужно сделать.
— Нет.
— Ты со мной не спорь! Ce n’est pas une mati`ere `a controverse. Я сказал, что повезёшь, — значит, повезёшь. — Он вздохнул. — Иначе никак. Пленные тебе доверяют, они тебя послушаются. Петербергу нужно от них как можно быстрее избавиться, казармы превратились в такой рассадник антисанитарии, что мне скоро оторвут голову. В Усадьбах теперь школа, а в Восточной части вши и лишаи! И потом, — Бася потёр лоб, — их ведь не в готовую тюрьму везти надо. Если верить Хикеракли, la destination — это голые поля. Я пораскинул мозгами и понял, что один в полях Хикеракли с такой прорвой народу не справится, даже если подкинуть ему ещё охраны. А ты… Ты ведь знаешь, что такое дисциплина, — усмехнулся он, подошёл и хлопнул Плеть по плечу. — Поезжай, mon fr`ere. Помоги Хикеракли.
Если поручаешь свою свободу одному человеку, неизбежно приходит час, когда этот человек прикажет совершить нечто опасное. Что тогда делать? И что делать, когда он прикажет тебепоступить во вред ему?
Плеть много об этом думал. Он давно препоручил себя одному человеку; он знал, что это правильно. И знал, что настанет день, когда Бася протянет ему револьвер и предложит себя в качестве мишени.
— Не надо, Бася, — тихо попросил Плеть. — Тебе сейчас нел’зя остават’ся одному.
— Quelle absurdit'e! — громко воскликнул Бася, и Плеть увидел, что он понимает.
— На тебя покушаются. У тебя много врагов.
— Ты что же, думаешь, я не справлюсь?
— И мало друзей.
— Мой лучший друг — клинок стальной! Прекрати, сантименты тут неуместны.
Плеть ещё многое мог бы сказать. Что он не боится бояться за Басину жизнь. Что Басе нужен противовес, иначе не потребуется даже злоумышленников — он сам обо что-нибудь расшибётся. Что, добравшись до Управления, Бася получил в жизни всё чего хотел и поэтому теперь растерялся. Что он стал нервным, а студенческие приятельства ничего не стоят перед лицом взрослой жизни. Что он уже позволяет себе пропускать ножевые удары, что наглость не позволит ему проверять еду на отраву, что беспринципность не может вечно проходить безнаказанной.
Что Бася совершает ошибку.
Плеть ещё многое мог бы сказать, но не сказал. Он давно препоручил себя одному человеку, и сегодня этот человек велел ему уезжать.
— Ты хочешь, чтобы я, добравшис’ до Вилони, остался с Хикеракли?
— Да, — облегчённо кивнул Бася. — Первым делом сообщи, куда именно вам писать, а то Хикеракли не потрудился. Но он прислал карту с координатами — маршруты, de toute 'evidence, проложены, верно? Хикеракли будет выделываться, но ему наверняка понадобится помощь. А мы ведь не хотим его потерять, так? Bien entendu.
Плеть соглашался. Они подробно обсудили дальнейшие перемещения, связь и что Плеть вернётся в Петерберг как можно скорее — через пару месяцев.
— Милая, не надо слёз, — ухмыльнулся на прощание Бася. — Настоящие чувства разлука лишь укрепляет.
Чувства, а не положение градоуправца, хотел ответить Плеть.
Но не ответил.
Глава 88. Юношеский реализм
— Чувства свои оставьте при себе, лучше поговорим о вашем положении, — хладнокровно отрезал хэр Ройш, и Скопцов его мысленно осудил.
Чувства — существеннейшая материя, и пренебрегать ею в столь непростой ситуации недальновидно. Если мы в самом деле питаем надежды убедить графа Жуцкого поступить поперёк собственных выгод, недальновидно вдвойне.
Скопцов любил и не любил убеждать: с одной стороны, всегда лестно сыскать такой аргумент, который переломит сопротивление, высветит несостоятельность возражений; с другой — убеждая, по собственной воле становишься назойливым и жалким просителем и всё ожидаешь, когда же тебя погонят метлой.