Пёсий остров
Шрифт:
— Круче только яйца, — отзывается Билли-бой, включая насос, который сотрясает «Море тени» с такой силой, что швербот, кажется, вот-вот распадется на части. — Иди положи еду в холодильник.
— Не, я серьезно! — не унимается растрепанный мальчик-великан, все еще ожидая восторженной реакции.
— Я тоже серьезно. Чертова жара. Ты пиво купил?
— Обижаешь.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Ты за кого меня принимаешь? — слегка оскорбленным тоном изрекает Французик и поднимается обратно наверх.
Билли-бой берет очередной резиновый клин, чтобы вбить его в месиво, которое когда-то
А если бы копы на Ангилье не были озабочены последствиями урагана и копнули поглубже, они бы обнаружили кое-что еще.
Потому что незадачливый капитан из Флориды и его неунывающий приятель не просто контрабандисты. Они помогают людям исчезать навсегда. И когда они не забывают заглянуть в прогноз погоды, у них это неплохо получается. Они провозили кубинских беженцев по проливу от Гаваны до Ки-Уэста и неоднократно переправляли стайки перепуганных девушек с безымянных причалов возле Браунсвилля в места, назначенные их новыми хозяевами. Жаль только, что стрелять или сбрасывать кого-то за борт приходится не так часто, как в буйных фантазиях Французика. Но когда все-таки приходится, этим занимается Билли-бой, а большой младенец закрывает глаза, пока все не закончится.
Так повелось с тех самых пор, как Французика бросили его друзья, с которыми он приехал в отпуск, и оставили его одного, без денег, в богом забытой дыре, где жил Билли-бой. Билли мог бы избить его до полусмерти просто ради забавы, что он неоднократно проделывал с тупыми белокожими туристами. Но обезоруживающая беспомощность, даже невинность, светившаяся в голубых глазах Французика, остановила его.
Теперь они так близки, что некоторые, включая жену Билли-боя, считают их любовниками.
— Я вышла за пидора, вот уж повезло, — рассказывает она, когда выпьет, а выпивает она постоянно. Поэтому Билли-бой всегда держит приемник включенным, шаря по радиоволнам в поисках работы, как птица, клюющая землю, чтобы не пропустить возможное зернышко.
Билли заставляет себя остановиться и кладет молоток. Он начинает насвистывать, как делает всегда, когда чувствует, что вот-вот его озарит какая-нибудь идея. Значит, Французик говорит, расстреляла полэкипажа? Он закрывает глаза и вспоминает последний радиоконтакт накануне вечером, когда буря развернула перед ними стену воды, как исполинскую открытую ладонь. Его вызывал Максим. Или ему так показалось, точно сказать сложно, потому что шторм проглотил сообщение на полуслове, разметав антенны по ветрам, а затем принялся швырять «Море тени» из стороны в сторону, как пустую скорлупку, заставляя их с Французиком дрожать до рассвета.
— Пиво будешь? — спрашивает Французик, свесив в проем свою широкую физиономию, растянутую в улыбке.
— Буду, — отвечает Билли-бой, улыбаясь в ответ. В его жадном уме зародилась идея. — Щас поднимусь.
Совпадение — это когда выясняется, что твоя невеста спала с твоим братом, думает Билли, фальшиво насвистывая. Вся остальная жизнь состоит из закономерностей. Они невидимы и только кажутся случайностями, но у них есть свой ход и свое последовательное течение, как у крови.
Зачем Максим пытался с ним связаться? И много ли кораблей может одновременно находиться в одном квадрате, да так, чтобы на них могла быть плененная девица и пистолеты, с которыми последняя могла бы сбежать? Дело было на «Гдыне», вот где.
— Слышь, пиво нагревается! — зовет Французик.
— Я же сказал: щас поднимусь!
Билли-бой закрывает глаза и пытается представить себе лицо. Решительная, красивая девушка лет двадцати с небольшим, с черными глазами, которые не мигают, когда она спускает курок. Прелестница. Стальная русалка на костылях, порешившая его русского друга. И прибилась сюда, на этот остров. Значит, не случайно мы тоже причалили именно здесь, думает Билли-бой.
Французик прав, думает он, впервые принимая сплетни приятеля всерьез. Ты не просто крута, красавица. Ты божество.
Изгнанник
Ангилья вырастает над плоскостью океана, медленно, как цветное пятно на воде. Грязно-зеленое поверх прозрачно-голубого.
Но Якоб этого не замечает. Последний час он сидит, вперившись взглядом в согнутую спину рыжего Эмерсона, который раздраженно рассекает волны, разгоняя косяки рыб, движимый, возможно, тайным желанием сбросить своего непрошеного пассажира за борт. Поэтому он вздыхает с облегчением, когда мотор замолкает и блестящий ялик тихо скользит вдоль прибрежных песков. Берег так близко, что Якоб мог бы уже спрыгнуть в воду и дойти до него пешком. Он замечает, что в красной рубашке перед ним маленькие дырочки — то ли от времени, то ли от насекомых. Эмерсон не оборачивается, но источает злость, которая висит над ним как черный нимб. Якоб берет свой спаскомплект и готовится к удару. На берегу не видно никакого движения, кроме одинокого метеозонда, определяющего, достаточно ли безопасно людям снова выходить из домов.
— Приплыли, — говорит Эмерсон, поворачиваясь, чтобы проверить левый борт, откуда гремит, будто внутри что-то разболталось. Когда он поднимает взгляд на Якоба, в его глазах нет злобы.
— И все?..
Эмерсон начинает смеяться, но осекается. Смех получается какой-то горький, безнадежный. Загорелая обветренная рука указывает на мокрый песок.
— Вылезай и вали. Давай, быстро.
Якоб выбирается на берег, все еще держась за несчастную коробку со спаскомплектом. Ему хочется броситься бежать со всех ног, но что-то в прощальной фразе Эмерсона заставляет его помедлить. На далекой прибрежной дороге виднеются машины — белые точки, блестящие на солнце.
— С тобой все будет хорошо? — спрашивает Якоб, еще держась рукой за горячую обшивку лодки. Он чувствует привкус неловкости на губах, солоноватый, разъедающий тонкую кожу на жаре. — То есть я хочу сказать…
— Аэропорт налево от пляжа. Три мили пешком или около того. Удачи.
Мотор заглушает вопрос, который Якоб так и не успевает задать: что ты делаешь на том острове? Он провожает взглядом летящие складки красной рубашки Эмерсона, пока они не исчезают на горизонте. Тогда он направляется по мокрому песку в сторону своего спасения, чувствуя, как тревожно ноет перебинтованная рука.