Пёсий остров
Шрифт:
— Прости, чувак, — отвечает Якоб, тут же обругав себя идиотом за попытку говорить по-свойски. — Ну, то есть я действительно благодарен.
— Почему ты убегаешь? — интересуется пацан, запрыгивая на крышку сушилки и барабаня пятками об дверцу.
— Честно говоря, я и сам не знаю.
Локоть мечет ледяные осколки прямо в мозг. Шаги за дверью хрустят по грязи, но проходят мимо.
— Мой папа всегда говорит, что убегают только вруны.
— Ты когда-нибудь врал? — спрашивает Якоб, глядя парню в глаза, которые кажутся добрыми, но могут в любой
Мальчик думает несколько секунд, затем пожимает плечами:
— Ну да, конечно.
— Моя жена… — Якоб замолкает, пытаясь взять тон поспокойнее, но мальчик уже заметил напряжение. — По-видимому, моя жена погибла из-за несчастного случая. Мне пришлось занять эту одежду, которая, я в курсе, выглядит жутко. И я пытался дозвониться домой, когда пришла полиция. Знаешь, по-моему, они решили, что я бездомный бродяга.
Мальчик внимательно рассматривает его: бамбуковая шина на руке, грязная куртка. Общий вид неудачника.
— Ну так ты и похож на бродягу.
Затем он достает телефон, открывает его и тут же погружается в игру. Из пластикового динамика доносится тяжелый рок, затем какие-то крики и вопли — мальчуган отчаянно мочит кого-то на крохотном экранчике. Филиппинки перешептываются и смотрят на мужчину, который стоит слишком близко к мальчику. Якоб знает, что у него осталось всего несколько минут.
— Можно ненадолго взять твой телефон? — просит он, стараясь не улыбаться. — Мне по важному делу.
Мальчик выключает игрушку и оценивающе смотрит на Якоба.
— Дашь что-нибудь взамен? — спрашивает он, не моргнув глазом.
— Даже не знаю…
Якоб глядит на свое обручальное кольцо и думает: нет, оно маленькому паршивцу точно не достанется.
— Может, часы? — предлагает пацан, сдувая с лица прядь волос. — Они прямо золотые?
Якоб снимает часы, которые отец подарил ему на свадьбу. Они действительно золотые. «Лучшие, — прошептал Авраам, когда Якоб впервые их примерил, — настоящий Пьяже». Уже тогда Якоб задумался, откуда отец их взял. Теперь стекло расколото, а стрелки погнулись как рожки насекомых.
— Чистое золото, — подтверждает Якоб и протягивает часы мальчишке. Тот немедленно их надевает.
— Круто, — радуется пацан, протягивая Якобу телефон. — Только, чур, недолго!
— Договорились.
Якоб набирает номер, который набирал в этой жизни слишком редко. Ожидая ответа, которого не может быть, он вспоминает волосы Лоры, как они падали ей на лицо, когда она опускала окно в своем дряхлом микроавтобусе, другой рукой пытаясь настроить старый непослушный приемник на новости. Якоб не может поверить, что она стала пеплом. Прахом.
— Говорит автоответчик Лоры Шталь, — начинается запись, которую Якоб знает наизусть и ненавидит за издевательский тон. — Я не могу или не хочу подойти. Ничего личного, если вы сейчас услышите сигнал, хорошо? Всех люблю. Миру мир.
Дальше раздается длинный сигнал.
— Это я, — произносит Якоб, вцепившись в трубку и больше не замечая пацана, который смотрит на него как на безумца. — Я знаю, что ты не услышишь, как я это говорю. Но еще я знаю, что ты была со мной. На том корабле, ты была со мной каждую минуту. И на спасательном плоту, я уверен. И если я завтра утром проснусь, ты тоже будешь недалеко. Обещаю тебе, золотце: может, мы никогда больше и не увидимся, но я буду звонить тебе по этому номеру, пока он существует, просто чтобы послушать твой голос. Если получится, каждый день.
Раздаются мужские голоса, громкие и взволнованные. Филиппинки куда-то исчезли.
— Я люблю тебя, золотце, — говорит Якоб в трубку. — Больше, чем ты себе представляешь.
Он протягивает телефон назад пацану, который молча таращится на него и на свою трубку, как будто раньше не знал, что телефон можно использовать для звонков.
— Спасибо тебе большое, — говорит Якоб и выходит за дверь, навстречу неизвестности. Я позаботился о мертвых, думает он, делая первый шаг в теплый вечер. Но живые больше не могут ждать.
Несколько мгновений спустя два охранника гостиницы с решительными лицами и рациями наготове, обнаруживают мальчугана, одиноко сидящего на сушильной машине, играющего с поломанными часами.
— Слышишь, мальчик, — спрашивает один из них таким специальным певучим голосом для детей, который дети особенно ненавидят, — что здесь происходит?
Мальчик со скучающим видом смотрит на них. Он снимает часы и прячет их в карман.
— Ничего, — хладнокровно отвечает он, решив не выдавать бездомного незнакомца. Он знает, что увидел нечто, что никогда в его жизни не повторится. — Вообще ничего.
Выжившая
Женщина на месте 14В не может поверить в то, что она жива. Она смотрит на свои грязные кроссовки и понимает, что не должна быть здесь. Все это иллюзия, думает она. Мое тело взято взаймы. Горящее окно, пожарные внизу — вот где я должна быть, думает она, закрывая глаза и силясь прогнать крики Пенни из головы.
— Хотите что-нибудь выпить? — спрашивает стюардесса с тележкой, наклонившись к ней. Женщина не отвечает, и она движется дальше, негромко обращаясь к другим пассажирам. В салоне тихо, он наполнен людьми, одетыми в помесь веселенькой пляжной одежды и флиса. Женщина никого не замечает.
Женщина в кресле у прохода видела чью-то смерть вместо своей. Это все равно что увидеть казнь своего отражения, думает она, и жалеет, что не попросила у стюардессы скотч. Авраам бы на ее месте попросил сразу два.
Она только вчера покинула «Царевну» с горящими от возмущения щеками и поехала прямиком в свою лавку, собираясь вышвырнуть оттуда обвешанных оружием мужиков, которые ее захватили. И что-то заставило ее проехать мимо лавки Якоба. Может быть, Пенни все еще там, подумала она. Они договорились снова встретиться, потому что бедолага была в отчаянии, считала, что это по ее вине Якоб исчез. Лора остановила свой помятый цветочный микроавтобус за пару улиц до линии J и посмотрела в обе стороны, прежде чем выйти из машины.