Песнь Гнева
Шрифт:
— Да, государь, — едва заметно вздохнув, ответил Радигост.
— Мы должны успеть до того, как ему взбредет в голову начать свой ритуал.
— У Оплота появилось предположение, что он выберет Рябиновую ночь.
— Что?
— Рябиновая ночь или Воробьиная, все у простого люда одинаково. Совершенно особенная пора, сопровождаемая бурей, дождем, грозой и разгулом нечистой силы. В такую ночь границы между нашим миром и всеми другими стираются.
— Ты думаешь, именно тогда Катэль и решится?
— Я в этом уверен. Я бы выбрал
— И когда это произойдет?
— Обычно это приходится на конец лета.
Твердолик вскинул голову.
— Уже конец лета, — произнес он.
— Поэтому мы должны найти способ убить его быстрее.
— Так сделай все возможное для этого, Радигост. А теперь давай узнаем, чего там хочет от меня Дометриан. Запускай свой окас… окис… Как его там…
— Окуспатрум, — поправил Радигост и подошел к столу. — Присаживайтесь, государь. Только не слишком близко, иначе получите облучение.
Твердолик сел за стол, внимательно глядя на руки мага, которые совершали манипуляции с серо-белым шаром, полные какого-то таинства. Маги называли этот шар окуспатрумом. Он был специальным устройством, предназначенным для общения на расстоянии. Это был чрезвычайно дорогой вид связи, для работы которого использовалась особая смесь взрывоопасных и драгоценных веществ, которую Радигост сейчас тряс в руках, чем нервировал Твердолика. Окуспатрумом обычно пользовались магические ордена для общения между собой, а иногда и те, кто мог это себе позволить.
Князь Лутарии мог себе позволить окуспатрум, равно как и царь Китривирии, который изъявил желание поболтать с Твердоликом. Князю ничего не оставалось, кроме как выполнить эту просьбу и вызвать в Велиград Радигоста с его чудо-шаром.
Закончив колдовать над окуспатрумом, верховный маг пробурчал какое-то коротенькое заклинание и шар засветился изнутри лазурью. Затем Радигост раскрыл мешочек, окунул в смесь палец и потер им шар. Из шара вырвался зигзагообразный дым и рассеялся перед лицом князя, превращаясь в неровный черный квадрат. Твердолик восхищенно приподнял брови и кивнул. Радигост улыбнулся. Струйки дыма, шедшие из шара, наливали квадрат все большей насыщенностью, пока князя и мага наконец не разделила непрозрачная черная завеса.
— Ожидайте, — проговорил Радигост. — Царь сейчас выйдет на связь.
Твердолик почти жалел, что согласился на предложение Дометриана. Предстоящий разговор выйдет крайне неловким, он это предчувствовал. Ему придется отвечать перед царем за то, что случилось на островах.
После пяти минут ожидания, когда князь уже собирался сказать Радигосту, чтобы он убрал окуспатрум, квадрат дрогнул по углам и начал рассеиваться. На смену черному цвету приходило вполне четкое и яркое изображение. Чернота затягивалась к середине и вскоре исчезла окончательно. Перед Твердоликом в колеблющихся струйках дыма находился Дометриан, неожиданно одетый в белую мантию, а не в доспехи, которые, по слухам, он никогда не снимал.
Твердолик прочистил горло, решив дать возможность царю заговорить первым.
— Ты постарел, — заметил Дометриан, нахмурившись.
— А ты нисколько не изменился, — любезно отвечал князь. — Все такой же поджарый, грозный. Но печальный.
— Такова уж судьба, — сдержанно проговорил царь. — Давай по существу. Не будем размениваться на пустые слова. Такой разговор дорого обходится обеим сторонам.
— Это точно. Хотя он удобен, согласись.
— И все же с таким успехом можно выкупить все дома в средней китривирийской деревушке.
— Ты прав. Мои средства тоже исчерпаемы. Но я не мог отказать тебе в этом.
— Ты хорошо держишься. Однако мне будет любопытно посмотреть, как дальше ты начнешь прыгать от одного оправдания к другому.
Твердолик сгорбился над шаром, делая вид, что сигнал был плохой, но зная, что это его совсем не спасало. Радигост слился с темнотой, изредка дотрагиваясь до шара пальцем, выпачканным порошком из мешочка.
— Начнем с моей дочери, — сказал Дометриан.
— Я слышал.
— Очень хорошо.
— И как отреагировали твои подданные? На Суариванскую Гадюку. Знаешь, было очевидно, что тот твой ручной керник сделает ее такой же.
— Мои народ ее любит.
— Блестяще. Эльфы, наверное, тоже счастливы. Поздравляю.
— Давай обойдемся без сарказма, ибо сиди мы сейчас друг перед другом в реальной жизни, я бы вцепился тебе в горло, Твердолик, — процедил сквозь зубы Дометриан. — Kachirlachas…
— Может, не будем ворошить прошлое? У нас есть перемирие, и мы его успешно соблюдаем уже без малого двадцать один год.
— Я бы и рад, но у меня и к настоящему много претензий… Я заметил одну интересную вещь. Мы с тобой так хорошо друг друга знаем, — сказал царь. — Нам в пору быть друзьями, а не врагами.
— Уже ничего не вернешь.
— Да. Можно только усугубить ситуацию. Перемирие было заключено… Но мое отношение к человеческой расе не изменилось ни на йоту. Я был вынужден закрыть глаза на твой чудовищный поступок из-за этого перемирия… Мысль об этом все время не давала мне покоя. И каждый год, глядя на течение жизни в княжествах, пусть и с далекого места, я понимаю, что, возможно, я должен был разрушить принятый между нами мир еще тогда. Сразу после гибели Марилюр.
— Я не делал того, о чем ты говоришь.
— Оставь. Твои слова всегда воняли ложью.
— Я не приказывал убить твою…
— А кто это сделал? Шайка грабителей? — Дометриан приблизился к своему окуспатруму, чтобы его голос звучал громче. — Нет, княже… Ты не мог оставить ее деяние безнаказанным, так ведь? Тем более, она была, вроде как, злой ведьмой, и никто бы не стал лить по ней слезы и мстить за нее. Ты был прав. Но это не делает тебе чести.
— Я вижу, встреча с дочерью вскрыла прежние раны. И что теперь? Перемирию конец?