Песнь хлыста

Брэнд Макс

Розита дошла до места, где сидел Тонио Лэвери, — и тут произошла заминка.

Находящийся рядом с другом Монтана видел, как девичьи пальцы задержались на красивом лице Ричарда. Он заметил, как приоткрылись его губы, собираясь поправить Розиту, если та ошибется, но так и не проронили ни звука. И тут Монтана почувствовал уверенность, что Лэвери не подаст знака.

Неожиданно, словно по сигналу, пение оборвалось. Все поняли, что девушка готова сделать выбор. Кид видел, как от напряжения у Лэвери по всему телу пробежала легкая дрожь. Но он даже не попытался остановить Розиту.

Монтана припомнил старую поговорку, что в любви, как и на войне, все должно быть по-честному. А Розита, даже с завязанным платком лицом, была так прекрасна, что сердце любого мужчины начинало биться сильней. Для головорезов Рубриса одни только нежные прикосновения ее рук были подобны ласкающей музыке.

Тонио побледнел. Он не отрываясь смотрел на покрытое платком лицо девушки, а та, склонившись к нему, застыла в нерешительности. Наконец она подняла руку:

— Сеньоры, если я пойду дальше, можно мне будет еще раз вернуться к этому человеку?

Ей ответили всеобщим протестом.

Наслаждаясь представлением, Рубрис громко рассмеялся:

— Разрешается только один выбор! Только один!

— Была не была! — вдруг воскликнула Розита. — Да простит меня Господь, если мое сердце обманулось, а руки обознались. Это должен быть он!

И чтобы окончательно подтвердить свой выбор, девушка неожиданно уселась на колени Тонио Лэвери.

В следующий момент, когда вырвавшийся разом из всех глоток вопль едва не снес крышу хижины, Розита сдернула с глаз бандану и увидела, что ошиблась.

Она попыталась вскочить с колен Ричарда, но ее удержало сразу несколько пар рук. Наконец Тонио взмахом руки велел оставить девушку в покое и помог ей встать.

— Вот! — указал он на Кида. — Тот, кого ты ищешь, а я… видимо, мне просто не везет.

Он рассмеялся, но с его лица так и не сошла бледность, не укрывшаяся от глаз Монтаны. Розита ухватилась за спинку его стула и, закрыв глаза, прильнула к плечу поднявшегося Кида.

— Видишь, — прошептала она, — я почти дошла до тебя… Но мои руки… они никуда не годятся. Их надо заменить на обезьяньи лапы… Как я могла принять другого мужчину за тебя? Прости меня!

— Она должна заплатить за свою ошибку! — громовым голосом выкрикнул Рубрис. — А то мы не отдадим ей ее избранника. Поставьте ее на стол. Где гитары? Музыка! Музыка! Пусть станцует для нас!

Розиту подняли. Зазвенели и забренчали гитары, ладоши и ноги пирующих принялись отбивать ритм. Девушка закружилась посредине огромного стола, и перед глазами восхищенных мужчин замелькали в танце ее стройные ножки. Весело смеясь, она изгибалась всем телом и несколько раз среди танца поклонилась Тонио Лэвери, одарив красивого юношу благодарной улыбкой.

Кид, наблюдая за ней, кивал и радостно смеялся, хотя на самом деле видел только одно — застывшее, бледное лицо Дика Лэвери.

Наконец под восторженный вопль танец закончился.

Между Монтаной и Лэвери поставили стул, и Розита, тяжело дыша, опустилась на самый краешек. Она почти не притронулась к щедрому угощению, поданному ей на огромном блюде.

— Ты мной доволен? Тебе понравилось, как я танцевала? — спросила она Кида.

Монтана улыбнулся ей, но рядом по-прежнему сидел Лэвери, который упорно делал вид, что не замечает Розиты. Он выглядел слегка бледным, был скованным и наигранно беззаботным голосом рассказывал о всякой всячине, пока кто-то не спросил его, каким путем он сюда добирался.

— Мимо поместья Лерраса, — ответил Тонио. — Мне хотелось послушать, что там говорят о возвращении Эль-Кида.

— Эй, малыш! — воскликнул Рубрис. — А ты, случайно, не забыл, что в Мексике тебя до сих пор считают бандитом? Ты разве не знаешь, что на каждого, кто хотя бы ездил рядом с Матео Рубрисом, здесь заготовлена веревка?

— Я услышал, что они еще не успокоились, — подтвердил Лэвери, — дон Леррас пришел в такую ярость, что они с доном Эмилиано схватили несчастную мать Меркадо, выпороли и бросили за решетку…

— Замолчи! — крикнул Рубрис и поднял руку.

В наступившей тишине все уставились не на Хулио Меркадо, а на Монтану Кида.

Тот медленно поднялся со стула.

— Ты знал об этом, Матео? — ледяным тоном спросил Кид. — Знал и не сказал мне?

— Откуда мне было знать? — возразил Рубрис, — Я же не…

— Меркадо, — позвал Монтана.

Пеон вскочил со своего места.

— Мы едем сегодня же ночью, — бросил Монтана и, резко развернувшись на каблуках, вышел из-за стола.

Глава 8

В каждом мексиканском городишке есть кафе или нечто заменяющее его. В городке поместья Лерраса был природный навес — тенистое дерево с мощной раскидистой кроной и круглыми столиками под ней, где к услугам клиентов всегда имелось достаточно пульке и обжигающего рот бренди. Рядом в хижине на очаге постоянно кипел котел с фасолью и хранились запасы еды. В тот день сам достопочтенный Леррас, знаменитый дон Томас, с дочерью по правую руку и доном Эмилиано по левую, проезжали мимо. Заметив в свете догоравшего дня царившее там оживление, дон Томас остановил коня, чтобы посмотреть.

На следующий день должно было состояться одно из самых знаменательных событий в истории семьи Леррасов — помолвка Доротеи с доном Эмилиано Лопесом. В огромном доме готовилось грандиозное пиршество, со всех окрестностей на многие мили вокруг стекался народ, которого в поместье ждало даровое угощение и выпивка. Дону Томасу доставляло истинное удовольствие наблюдать царившую в городке предпраздничную атмосферу, где ему принадлежало все — от сырцового кирпича до последней душонки, обитавшей за стенами беленой хижины. И дону Томасу казалось вполне естественным, что его пеоны, как самые распоследние дураки, танцуют и радуются предстоящему празднику. К тому же он полагал, что для низкого сословия нет ничего более желанного, чем возможность поглазеть на господские развлечения.