Песнь копья
Шрифт:
– Элрог посылает своим детям послание: не бойтесь! Он позаботится обо всех нас! Пусть сердца верных наполнятся отвагой, а в руках засверкает оружие! Агнцы ли вы, ждущие заклания, либо же дети дракона вы, изрыгающие пламя? Услышьте волю бога, дети мои: быть великой войне и в ней вести нас будет Доргон-Ругалор!
Копьё едва не вырывалось из обессилевших пальцев, его кристаллическое острие прежде мутное как слюда, воспылало на миг и Неугасимый Пламень в вышине ответил на этот блеск. Краски мира выцвели, всё побелело, всякий, видевший это испытал ужас перед слепотой, но в милости своей
Многоголосый рёв восторга.
Верховная мать провозгласила начало молитвенного песнопения и чистейшим голосом повела его, увлекая тысячи душ. Вся площадь пела в унисон, весь город вибрировал от наполнявшей его силы.
– Латум! – провозгласила Самшит, завершив молитву и проповедь.
Содеяв сие, она покинула ложу, и как только жрицу перестало быть видно, Верховная мать со стоном повисла на Доргонмауре.
Всё её тело потеряло энергию, руки едва цеплялись за древко, воздуха не хватало, сознание стремилось куда-то прочь, она жаждала немедля упасть и уснуть.
– Госпожа?
Пламерожденные подступили и мягко придержали её вместе с копьём.
– Оно потянуло из меня силы, – шёпотом сказала Самшит, не отпуская артефакт. – Я чуть не потеряла сознание у всех на виду…
– Прикажете вернуться наверх?
– Нет! Нет… Нет. – Самшит выпрямилась усилием воли. – Необходимо встретиться с сатрапом. Я пройду по площади.
– Это неразумно, госпожа. Там очень много народу.
– Это мои верующие.
– Не все. В городе заперто немало моряков издалека. Стража не позволяет купцам и авантюристам громко роптать, но сейчас они не испытывают к вам любви. Все они там, на площади.
Слова Н’фирии были совершенно верны, однако Самшит уже приняла решение. Ей требовалось то, что могла дать лишь преисполненная религиозной радости толпа верующих, то, что она не успела вобрать, пока стояла далеко и высоко над ними.
Врата Нижнего храма отворились, наружу выступили Огненные Змейки. Они держали безукоризненный ромб, внутри которого шла Верховная мать и Пламерожденные. Воительницы Анх-Амаратха несли в руках круглые щиты с заточенными стальными краями и копья, солнце играло на их островерхих шлемах, украшенных чеканной чешуёй, на красно-жёлтых нагрудниках, на птеругах, ласкавших сильные ноги. За этой грозной и красивой стеной бушевало море лиц и рук, приветственные крики, молитвы и нечленораздельная речь достигали Самшит, и она чувствовала их как прикосновения. Тяжёлый Доргонмаур в руке тоже чувствовал, он подрагивал еле-еле, сонный, холодный. Силы возвращались к Верховной матери, она напитывалась верой.
Дворец сатрапа встретил их прохладой и приятными ароматами. Он был очень богато обставлен и полон лебезящей прислуги, всюду на стенах красовались фрески и мозаики с батальными сценами, стояли разодетые в настоящие доспехи каменные изваяния.
Сатрап вышел навстречу главе культа, опустился на одно колено, поцеловал протянутую руку, поднялся не без усилия. Он был уже немолод, но ещё и не совсем стар, длинная завитая борода серебрилась, на смуглом до черноты лице выделялся огромный нос, густые волосы ниспадали на спину, а больше половины зубов во рту сверкали золотом.
– Матушка Самшит, я безумно рад видеть вас в здравии! – молвил сатрап.
– Это взаимно, владыка Нехей.
– Прошу вас.
Во внутреннем саду дворца на расписном столике ожидал горячий чай и большое блюдо с самыми дорогими сладостями, которые только можно было найти на архипелаге. За листьями раскидистых фикусов притаились музыканты, а вокруг фонтанов гуляли павлины. Когда сатрап и Верховная мать улеглись на кушетки, подле появились опахальщики, лениво подошёл к хозяину домашний леопард.
– Должен сказать, матушка, что сердце моё поёт с тех пор, как вчера вечером из Анх-Амаратха прилетел посыльный висса с письмом! Воистину счастье пришло к нам!
– Всё в воле Элрога.
– Воистину, – повторил Нехей и коснулся пальцами лба в ритуальном жесте почтения. – Какая радость, что воля Элрога совпала с нашей волей, не так ли, матушка? Я не был уверен, что всё получится, но посмотрите на вас теперь! Посмотрите!
Сатрап взглянул на женщину преисполненный почти отеческой любви, поглаживая при этом задремавшего у кушетки кота. Самшит это не понравилась. Невзирая на их союз и давнее знакомство, Верховная мать культа не могла позволить светскому владыке забывать его место.
Она была представлена Нехею довольно давно, совсем юная жрица, которую ненадолго приставили к дочерям сатрапа как духовную наставницу. Но того времени во дворце ей хватило, чтобы мимовольно выделиться. Самшит обладала горячим сердцем, ораторским даром и красотой народа айтайлэаха, что была притчей во языцех. Правитель Ур-Лагаша запомнил юную жрицу и следил за её успехами до дня изгнания и даже после. Именно он помог Самшит тайно вернуться из ссылки.
– Как вам понравилась моя первая проповедь, владыка Нехей?
– О! Она была великолепна, матушка! Я испытал невероятный прилив сил, захотелось вскочить и обнажить меч, броситься на врагов с именем Элрога на устах! – Сатрап не кривил душой. – К счастью, я сдержался. Всё же вокруг меня были родные и слуги…
– В таком случае я жду, что в ближайшее время вы начнёте приготовления.
Нехей подвигал кустистыми бровями и слегка нерешительно потрогал свой нос. Он был весьма умным и сообразительным человеком.
– Вы хотите, чтобы я начал собирать армию.
– Нет, мой дражайший Нехей, – опустила «владыку» Самшит, гладя в тёмные как оливы глаза. – Элрог хочет, чтобы вы начали собирать армию. И не такую армию, которая может защищать стены города или выступать в поход против племён таврид 12 . Элрог возлагает на вас миссию по созданию армии, которую поведёт сам Доргон-Ругалор.
– Стало быть вы…
– Сообщаю вам первому, Нехей, что намерена в скором времени отбыть из города на поиски божественного посланника. Я вернусь обратно вместе с ним и к тому времени Ур-Лагаш должен обладать армией.
12
Тавриды – так называемые «человекобыки», своего рода кентавры, но наделённые чертами туров, вместо лошадей.