Песнь крови

У него было много имен. Ему еще не сравнялось и тридцати, но история уже сочла уместным наделить его титулами во множестве: он был Меч Королевства – для безумного короля, что натравил его на нас, Юный Ястреб – для тех, кто следовал

Но мой народ знал его лишь под одним именем, и это имя звенело у меня в голове непрестанно в то утро, когда его привели на причал: «Убийца Светоча. Скоро ты умрешь, и я это увижу. Убийца Светоча!»

Хотя он, несомненно, был выше большинства людей, я удивился, обнаружив, что он, вопреки всем слышанным мною рассказам, отнюдь не великан и что черты его лица, хотя и мужественны, вряд ли могут быть названы красивыми. Фигура его была мускулистой, однако массивных мышц, кои столь живо описывают рассказчики, я также не заметил. Единственной чертой его внешности, совпадающей с легендами, были глаза: черные, точно уголь, и пронзительные, как у ястреба. Говорили, будто глаза его раздевают душу донага, будто, встретившись с ним взглядом, ты не сумеешь утаить ни единого секрета. Я этому никогда не верил, но теперь, увидев его, понял, почему в это верят другие.

Узника сопровождал целый отряд императорской гвардии. Они ехали сомкнутым строем, с пиками наперевес, сурово оглядывая толпу в ожидании беспорядков. Толпа, однако, безмолвствовала. Люди останавливались поглядеть на него, когда он проезжал мимо, но не слышно было ни криков, ни оскорблений, никто в него ничем не швырял. Я вспомнил, что они знают этого человека, ибо он, хотя и недолго, правил их городом и командовал иноземной армией в его стенах, однако я не увидел на их лицах ни ненависти, ни жажды мести. Похоже, в основном они испытывали любопытство. Почему он здесь? Почему он вообще еще жив?

Отряд остановился у пристани, узник спешился – его должны были отвести на ожидающее его судно. Я отложил свои заметки, поднялся с бочонка из-под пряностей, служившего мне сиденьем, и кивнул капитану:

– Приветствую, сударь!

Капитан, закаленный гвардейский офицер с бледным шрамом вдоль челюсти и темной кожей уроженца южной Империи, ответил на кивок заученным официальным поклоном:

– Здравствуйте, господин Вернье.

– Насколько я понимаю, путешествие прошло без осложнений?

Капитан пожал плечами:

– Кое-где звучали угрозы. В Джессерии пришлось разбить несколько голов: местные хотели повесить труп Убийцы Светоча на шпиле своего храма.

Я гневно вскинул голову: да это же прямой бунт! Императорский указ был зачитан во всех городах, через которые должны были везти узника, и в указе недвусмысленно говорилось: Убийцу Светоча никто и пальцем не тронет!

– Император об этом узнает, – сказал я.

– Как вам угодно, но дело, право, пустяковое.

Он обернулся к узнику:

– Господин Вернье, разрешите представить: императорский узник Ваэлин Аль-Сорна.

Я вежливо кивнул высокому человеку. Его имя рефреном звучало у меня в голове: «Убийца Светоча, Убийца Светоча…»

– Приветствую, сударь, – через силу выдавил я.

Его черные глаза – пронзительные, испытующие – на миг встретились с моими. На миг я спросил себя: быть может, в чужеземных историях больше правды, чем кажется, быть может, во взгляде этого дикаря и впрямь есть какая-то магия? А вдруг он и в самом деле способен раздеть душу донага и вытянуть из нее правду? Со времен войны истории о сверхъестественных способностях Убийцы Светоча ходили во множестве. Он якобы может и говорить с животными, и повелевать Безымянными, и управлять погодой по своей воле. Оружие его закалено в крови поверженных врагов и никогда не ломается в битве. И, что хуже всего, он и его люди поклоняются мертвым, беседуют с тенями своих праотцев и тем призывают всяческую мерзость. Я не особо прислушивался к подобным побасенкам. Ведь если северяне владеют такой могучей магией, как же им удалось потерпеть столь сокрушительное поражение от наших рук?

– Здравствуйте, сударь.

Ваэлин Аль-Сорна говорил хрипло, с сильным акцентом: альпиранскому он выучился в темнице, а его голос, несомненно, огрубел после того, как он столько лет перекрывал им звон мечей и стоны павших, одерживая победы в сотнях битв, одна из которых стоила мне жизни моего ближайшего друга и будущего всей Империи.

Я обернулся к капитану:

– Отчего он в оковах? Император повелел, чтобы с ним обходились почтительно.

– Народу не нравилось видеть, что его везут не в цепях, – объяснил капитан. – Узник сам предложил надеть на него наручники, чтобы избежать беспорядков.

Он подошел к Аль-Сорне и снял с него оковы. Высокий принялся растирать запястья. Руки у него были в шрамах.

– Господин мой! – раздалось из толпы. Обернувшись, я увидел дородного мужчину в белом одеянии. Он торопился в нашу сторону, и лицо у него увлажнилось от непривычных усилий. – Постойте, пожалуйста!

Рука капитана потянулась было к сабле, однако Аль-Сорна остался невозмутим и улыбнулся навстречу толстяку.

– Здравствуйте, губернатор Аруан.

Толстяк остановился, утирая пот кружевным платком. В левой руке он держал длинный матерчатый сверток. Он кивнул капитану и мне, однако обратился к узнику:

– Господин мой, я уж и не чаял увидеть вас снова! Как поживаете?

– Хорошо, губернатор. А вы как?

Толстяк развел руками. Кружевной платок болтался у него на большом пальце, на каждом пальце, от указательного до мизинца, сверкали кольца с камнями.

– Я уж больше не губернатор! Всего лишь бедный купец. Торговля нынче не та, что прежде, но помаленьку пробавляемся.

– Господин Вернье, – кивнул мне Ваэлин Аль-Сорна, – позвольте вам представить Холуса Нестера Аруана, бывшего губернатора города Линеш.

– Польщен знакомством, сударь! – Аруан приветствовал меня неглубоким поклоном.

– Польщен знакомством, – вежливо ответил я. Так это, значит, тот самый человек, у которого Убийца Светоча отвоевал этот город. То, что Аруан не счел нужным покончить жизнь самоубийством от подобного бесчестья, после войны сделалось широко известно, однако император (да хранят его боги в его мудрости и милосердии!) даровал ему помилование в свете из ряда вон выходящих обстоятельств, в каких произошло вторжение Убийцы Светоча. Однако губернаторской должности Аруан лишился – столь далеко императорское милосердие не распространялось.