Песнь крови
Шрифт:
– Из-за заражения, аспект, – ответил мужчина. – Сломанное лезвие может отравить рану и вызвать воспаление. Кроме того, оно могло застрять поблизости от кровеносного сосуда или какого-нибудь органа.
– Отлично, брат. Итак, нам необходимо прозондировать рану.
Она наклонилась над молодым человеком, левой рукой развела края раны, а правой ввела зонд. Молодой человек заорал так, что кляп вылетел у него изо рта, и аудитория заполнилась воплями. Аспект Элера слегка отстранилась и посмотрела на двух крепких братьев, которые удерживали молодого человека на столе.
– Держите его крепче,
Молодой человек принялся бешено вырываться. Ему удалось высвободить одну руку, он колотился головой о стол и яростно брыкался, едва не задевая аспекта. Она была вынуждена отступить на несколько шагов.
Ваэлин подступил к столу, зажал молодому человеку рот ладонью, придавил его голову к столу и склонился над ним, глядя ему в глаза.
– Боль, – сказал он, удерживая взгляд парня, – боль – это пламя.
Глаза у парня наполнились страхом при виде нависающего над ним Ваэлина.
– Сосредоточься. Боль – это пламя внутри твоего разума. Видишь ее? Видишь?!
Парень жарко дышал в ладонь Ваэлину, но вырываться перестал.
– Пламя становится слабее. Оно опадает. Оно горит ярко, но оно маленькое. Видишь его? – Ваэлин наклонился ближе. – Видишь?
Молодой человек чуть заметно кивнул.
– Сосредоточься на нем, – сказал ему Ваэлин. – Не давай ему разгораться.
И он продолжал держать парня, разговаривал с ним, глядя ему в глаза, пока аспект Элера работала над его раной. Парень скулил, взгляд его норовил убежать прочь, но Ваэлин заставлял его вернуться, пока не услышал тупой лязг металла, упавшего в тазик, и аспект Элера не сказала:
– Сестра Шерин, иглу и кетгут, пожалуйста.
– Мастер Соллис хорошо вас учит.
Они были в комнате аспекта Элеры. Комната была еще больше забита книгами и бумагами, чем у аспекта Арлина. Но, в то время как комната аспекта Шестого ордена выглядела так, будто там царит хаос, тут все было тщательно организовано и безупречно чисто. Стены увешаны налезающими друг на друга диаграммами и рисунками, графиками, почти непристойными изображениями тел, лишенных кожи или мышц. Ваэлин поймал себя на том, что поневоле пялится на картинку на стене над столом: человека с раскинутыми конечностями, взрезанного от паха до горла. Края разреза были разведены в стороны, обнажая органы, каждый из которых был изображен чрезвычайно отчетливо.
– Простите, аспект? – переспросил он, отводя взгляд.
– Та техника контроля над болью, которую ты использовал, – объяснила аспект. – Соллис всегда был самым способным из моих учеников.
– Учеников, аспект?
– Ну да. Мы вместе несли службу на северо-восточной границе, много лет тому назад. И в спокойные дни я обучала братьев из Шестого ордена техникам расслабления и контроля над болью. Просто так, чтобы убить время. Брат Соллис всегда слушал меня внимательнее всех.
«Они были знакомы, они служили вместе». Мысль о том, что они когда-то общались, выглядела невероятной, но аспекты не лгут.
– Я благодарен мастеру Соллису за его наставления, аспект.
Это казалось самым безопасным ответом.
Он снова бросил взгляд на картинку, и она посмотрела на нее через плечо.
– Примечательное произведение, тебе не кажется? Это подарок мастера Бенрила Лениаля из Третьего ордена. Он провел тут неделю, зарисовывая больных и свежих покойников. Он говорил, что хочет нарисовать картину, изображающую страдания души. Подготовительная работа для его фрески в память о «красной руке». Разумеется, мы с удовольствием предоставили ему доступ в наши корпуса, и, когда он закончил, свои наброски он подарил нашему ордену. Я использую их, чтобы посвящать начинающих братьев и сестер в тайны тела. Иллюстрациям к нашим старым книгам недостает точности и отчетливости.
Она снова обернулась к Ваэлину:
– Ты хорошо показал себя нынче утром. Я чувствую, что прочие братья и сестры многому научились на твоем примере. А вид крови тебя не тревожит? У тебя не кружится голова, ты не падаешь в обморок?
Что она, издевается?
– Я привычен к виду крови, аспект.
Ее взгляд на миг затуманился, потом она вновь расплылась в своей привычной улыбке.
– Я просто передать не могу, как радуется мое сердце. Ты вырос таким сильным, и притом душе твоей не чуждо сострадание. Но мне следует знать, зачем ты пришел сюда?
Врать он не мог – кому угодно, только не ей.
– Я думал, что вы дадите ответы на мои вопросы.
– Какие именно вопросы?
Ходить вокруг да около не имело смысла.
– Когда мой отец завел побочного ребенка? Почему меня отправили в Шестой орден? Почему наемные убийцы искали моей смерти во время испытания бегом?
Она прикрыла глаза. Лицо ее было бесстрастным, дышала она глубоко и ровно. Она простояла так несколько минут, Ваэлин уже начал сомневаться, что она снова заговорит. Но потом увидел одинокую слезу, ползущую у нее по щеке. «Техника контроля над болью…» – подумал он.
Она открыла глаза, встретилась с ним взглядом.
– К сожалению, я не могу ответить на твои вопросы, Ваэлин. Но будь уверен, что твое служение мы примем с благодарностью. Я считаю, что ты многому сумеешь научиться. Ступай в западное крыло, к сестре Шерин.
Сестра Шерин была та самая молодая женщина, которая ассистировала аспекту в выложенной плиткой аудитории. Когда Ваэлин ее нашел, она накладывала повязки на живот раненого в одной из палат западного крыла. Кожа у раненого имела нездоровый сероватый оттенок, тело блестело от пота, однако дыхание у него, похоже, выровнялось, и он, по-видимому, больше не страдал от боли.
– Он выживет? – спросил у нее Ваэлин.
– Думаю, да.
Сестра Шерин зафиксировала повязку зажимом и принялась мыть руки в тазике.
– Хотя служение в ордене приучает к мысли, что смерть зачастую опровергает наши ожидания. Возьмите это, – она кивнула на кучку окровавленной одежды, лежащую в углу. – Это надо постирать. Надо же ему будет во что-то одеться, когда он покинет больницу. Прачечная в южном крыле.
– Прачечная?
– Ну да.
Она смотрела на него с чуть заметной улыбкой. Ваэлин помимо собственной воли обратил внимание на ее внешность. Сестра Шерин была стройная, темные кудри собраны в хвост на затылке, лицо по-девичьи миловидное, но в глазах стояло нечто, говорящее о богатом не по годам жизненном опыте. Ее губы отчетливо выговорили: