Песнь меча
Шрифт:
Наслаждаясь восхитительным видом, Бьярни увидел кончик торфяной крыши, чуть видневшейся среди могучих деревьев — плотных, побитых ветром насаждений ясеня, и почувствовал, как долину покрыла тьма и прохлада. Озноб прошел по его спине, и он посмеялся над собственной глупостью. Это всего лишь храм богов, такой же, как в Рафнгласе. Но там в жертву приносились только волосы из конского хвоста, а кровь проливалась редко, лишь по необходимости. Здесь же в священной роще с деревьев свисали кости, которые когда-то принадлежали живым существам. Иногда запах этого места можно было учуять издалека…
Насвистывая,
Она сидела одиноко, как неоперившийся птенец, выпавший из гнезда, в домотканой юбке, поднятой до колен, и терла ногу, а рядом лежала полная корзина ежевики, и несколько ягод скатились в траву. Бьярни хорошо знал ее, это была дочь местного жреца Одина. Он остановился, посмотрев на нее сверху вниз:
— Тара, что случилось?
— Я поскользнулась на камнях, когда переходила речку, и вывихнула ногу.
Он присел на корточки, чтобы рассмотреть получше. Она была босая, и он видел, что ее щиколотка успела распухнуть и покраснеть.
— Больно, — хныкнула Тара.
— Да уж, наверняка. Идти сможешь?
— Нет — очень больно.
— Ты уже говорила, — он посмотрел на нее оценивающе.
Она была пухлой, но маленькой. Скорее всего, не тяжелая.
— Лучше, я понесу тебя, — сказал он неохотно и встал, оттолкнув любопытный нос Хунина.
— Оставь это, — добавил он, увидев, что она потянулась к корзине. — Пошлешь потом кого-нибудь за ней. К тому же ежевика еще не созрела.
Она оставила корзину и протянула к нему руки, и, когда он поднял ее, у него закралось подозрение, что, несмотря на боль в ноге, она прекрасно себя чувствует.
— Обхвати меня за шею, — велел он. — Вот так, молодец.
Было не так-то легко перейти через ручей, ноги скользили по камням, и, когда он покачнулся, девушка весело засмеялась и вытянула шею, чтобы разглядеть, насколько близко вода.
— Не дергайся, а то уроню, — сказал Бьярни, и она притихла.
Наконец он добрался до противоположного берега, Хунин выскочил из воды следом за ним и обрызгал обоих, стряхивая с себя воду. Бьярни скомандовал «за мной» и направился к поселению.
— Какой ты сильный, — сказала Тара, вернувшись к разговору во время переправы. — Ты бы никогда меня не уронил. — Она сказала это, словно гордилась его силой, как своей собственностью.
Он посмотрел на нее и увидел голубые глаза, окаймленные прозрачными ресницами цвета позолоченного серебра, и впервые заметил, что она мила, как кокетливая кошечка. Он еще никогда не нес на руках девушку, и ему нравилось прикосновение ее рук к шее — теплое, мягкое и приятное. Но она оказалась тяжелее, чем он думал, а идти еще было далеко, и ему пришлось два или три раза останавливаться, чтобы подтянуть ее повыше, когда она начинала сползать вниз.
— Я видела, как Онунд опирается на тебя вместо костыля. Ты такой сильный…
Так оно и было. Обычно Онунд легко и проворно передвигался на своей деревянной ноге, как будто она стала его частью, но временами обрубок краснел и начинал ныть так, что он не мог ступить на ногу. Для таких случаев у него был костыль, но чаще всего он пользовался услугами того, кто оказывался неподалеку. А Бьярни был как раз подходящего роста. И к тому же левша…
— Из нас вышел бы славный воин с двумя мечами, — сказал однажды Онунд, и они тренировались, то ли в шутку, то ли всерьез, а другие члены команды нападали на них. На самом деле Онунд был не таким уж и тяжелым. Но Бьярни не отказался бы поддерживать его, даже если бы капитан весил как морской лев.
Но ему совсем не хотелось говорить об этом, особенно с девушкой. Он ворчал, что она стала слишком тяжелой, пока они не подошли к краю поселения, где стоял прекрасный длинный дом Асмунда, жреца Одина. Жрец, с его амбарами, полными приношений, был обычно самым богатым человеком в общине после вождя.
Там Бьярни опустил ее на землю, у порога, и оставил на попечении недовольной служанки, которая вышла на его зов, а сам направился дальше, расправив уставшие плечи, через поля к Каминному залу.
На одном поле ячмень был уже собран и сложен в стога; на других он все еще белел под порывами ветра в ожидании серпа. В Барре основной работой на полях и скотном дворе занимались рабы, но во время жатвы, когда корабли возвращались из летнего плавания, все жители помогали друг другу. Завтра, подумал Бьярни, он займет свое место с серпом в руке среди высушенного солнцем, мирно покачивающегося моря зерна.
О Таре, дочери жреца, он уже забыл.
В тот вечер в Каминном зале были гости, команда небольшого торгового судна из Кинтайра [27] . Но в этом не было ничего удивительного, учитывая оживленные морские пути между островами. Бьярни не проявил к ним особого интереса, усевшись у огромных подносов с овсяными лепешками и соленой рыбой, жареными водорослями и овечьим сыром. Снаружи поднялся ветер, один из великих западных ветров, который гнал бурные морские волны с края земли, обрушивая их на эти берега. Плетеные ивовые ставни были прочно прибиты к узким высоким окнам, чтобы удержать затягивавшие их занавеси, готовые разорваться, как барабанная перепонка, под порывами штормового ветра. Но ветер проскальзывал сквозь каждую щель и трещину, вздымая шкуры и раскрашенную парусину, висевшие на стенах, — и, в мерцании факелов и огня в длинном очаге, украшавшие их пестрые драконы, казалось, шевелились, готовые пробудиться к жизни.
27
КИНТАЙР ( вершина земли) — полуостров и область на западе Шотландии, между заливом Ферт-оф-Клайд и проливом Северный канал.
Что-то — возможно пук соломы, оторвавшийся от одного из домов, — билось о крышу, и это опять напомнило Бьярни то, что было в Каминном зале Эйвинда год назад.
«Наверное, еще одна женщина-тролль уселась на коньке крыши», — подумал он.
Он чуть не сказал это Свену Гуннарсону, сидевшему рядом; его рука стала как новенькая, только кость выступала над локтем, как напоминание о той ночи. Но сосед Свена с другой стороны опередил его и получил горсть вареной рыбы и водорослей в лицо, чтобы знал, как надоела всем эта шутка.