Песнь о Нибелунгах. Прозаическое переложение средневекового германского эпоса
Шрифт:
Впрочем, все услуги Зигфрида впоследствии были забыты королём.
Хоть и не приходилось никогда до этого Зигфриду быть слугой и никому с самого рождения не держал королевич стремя, он проделал это, не стыдясь взоров исландских красавиц, и лишь потом свёл на берег своего скакуна.
И у короля бургундов, и у Зигфрида одежда и масть коней были белыми, точно оперение лебедя. Наряды Данкварта и Хагена – чернее воронова крыла.
Четыре доблестных рыцаря мчались в замок Изенштайн, а королева тем временем из окна наблюдала за ними. Вид витязей поражал великолепием: у каждого на локте блестящий щит, в руках отточенные копья, концы мечей свисают до самых стремян, и каждый клинок тяжек и остёр. Да и кони были под стать удальцам: бубенчики на поводах сделаны из золота, поперсия и сёдла сплошь изукрашены драгоценными камнями.
В замке Брюнхильды насчитывалось восемьдесят шесть башен, три просторных палаты и зал, отделанный зелёным, как листва, мрамором. В том прекрасном зале исландский двор и ожидал чужеземных гостей.
Замковые ворота распахнулись, и к героям устремились люди королевы. Слуги сняли с витязей щиты, увели коней.
– Прежде чем вы войдёте в замок, прошу сдать мне на хранение клинки и шлемы, – попросил гостей постельничий.
– Не бывать тому, – решительно возразил Хаген. – Я не собираюсь расставаться с мечом.
На это королевич негромко заметил ему:
– Таков здешний обычай. А потому разумнее будет не противиться и без злости покориться.
Хаген, хоть и был раздосадован, но внял его словам.
Витязей угостили вином и оставили отдыхать.
Тем временем к замку стали стекаться местные бойцы. И пусть все они были в дорогих одеждах, затмить гостей не удалось никому из них.
Брюнхильде доложили, что прибыли чужеземцы, чьи имена неизвестны. При этом обликом они царственны, да и наряд им под стать.
– Разузнайте, – приказала королева слугам, – кто эти незнакомцы, чья поступь столь горда. Из каких они краёв, как их имена и с какой целью прибыли к нам эти витязи.
Один островитянин промолвил:
– Скажу честно, чужеземцев этих я не знаю, но один из них очень похож на Зигфрида, и я бы посоветовал проявить к ним радушие. Осанка второго из чужаков столь горда, что мы не ошибёмся, если скажем, что это знатный человек. Посмотрите, как он величествен и неприступен, несомненно, это особа королевских кровей. Третий из них хоть и хорош собой, но явно в гневе и объят злобой. Глядите, какой свирепостью полон его взор! Четвёртый, самый младший из них, тоже очень красив. Пусть он и скромнее девушки, стоит, чинно опустив очи долу, но, думаю, не поздоровится тому, кто дерзнёт вступить с ним в спор. Хоть он учтив и выглядит приветливым, но многих дам заставит он плакать, если затронет кто его честь.
– Несите моё платье, – сказала красавица Брюнхильда. – Если Зигфрид прибыл сюда, чтобы взять меня в жёны, он головой заплатит за своё безрассудство.
Царственная дева оделась и вышла к чужеземцам. Вместе с ней было сто или даже более пышно одетых дам, желавших как можно скорее увидеть гостей. Охраняло Брюнхильду пятьсот исландских бойцов с мечами наголо. Гунтер с опаской пересчитал их, когда приезжие витязи встали, чтобы поприветствовать королеву.
Дева посмотрела на сына Зигмунда и промолвила:
– Приветствую вас в моей стране, Зигфрид. Скажите, зачем вы прибыли в Исландию?
– Вы слишком добры, госпожа. Следуя закону старшинства, вам следует обратиться не ко мне. Мой господин здесь и вам незачем разговаривать с его скромным вассалом. Он покинул отчий край, чтобы переплыть море и назвать Брюнхильду своей супругой. В своём намерении он столь твёрд, что я бы советовал вам подумать, стоит ли состязаться с ним. Он могучий король и зовут его Гунтер. Сюда привела его любовь к вам. Я здесь лишь потому, что ему угодно было взять меня с собой.
– Что ж, – сказала Брюнхильда, – если вы и вправду всего лишь рядовой вассал, а ваш господин возжаждал моей любви, пусть он победит меня в трёх состязаниях. Если не сможет, вас всех казнят до конца дня.
– Скажите, королева, – молвил Хаген, – в чём будут состоять эти три состязания? Неужели они и вправду настолько трудны, что мой господин откажется от желания получить вас в супруги?
– Он должен бросить камень и потом в прыжке догнать его, а кроме того, победить меня в метании копья. Обдумайте всё хорошенько, не то вас ждёт бесчестье и смерть.
Бесстрашный Зигфрид посоветовал королю:
– Прошу вас не падать духом. Храните спокойствие и будьте храбрее. Обещаю, при помощи хитрости я смогу победить Брюнхильду.
Гунтер ответил королеве:
– Я готов на всё. Пусть бы даже эти состязания были в сто раз труднее, я без колебаний рискну жизнью, госпожа, если смогу такой ценой обрести в вас супругу.
Увидев, что ей не испугать гостя, Брюнхильда приказала начинать состязание. Свита принесла ей изукрашенный панцирь и крепкий щит. Под панцирем девы был надет подлатник – ни один клинок ещё ни разу не прорубил его. Скроен он был из ливийских шелков и искусно расшит золотом.
Отвага гордой девы ввела гостей в тревогу. Хаген мрачно молчал, Данкварт впал в печаль.
Что будет с их королём? Как помочь Гунтеру? И оба понимали, что назад им пути уже нет.
Тем временем Зигфрид тайком отправился на корабль, что стоял у берега, качаясь под ветром, достал плащ-невидимку, надел и в тот же миг стал незрим для человеческого глаза. Вернувшись в замок, герой увидел, что состязания вот-вот начнутся. Невидимкой прокрался он сквозь толпу и встал рядом с друзьями.
Для игр очертили круг, по границе его железной стеной встали семьсот воинов-островитян, все в звонких панцирях, с остро заточенным оружием.
Брюнхильда вошла в круг. На шёлковом платье её сияла золотая вышивка. Поверх брони на плечах её лежала рубаха, которой позавидовала бы любая женщина – была та рубашка пошита из драгоценных ацагоукских шелков.
Вооружение королевы смотрелось грозно и предназначалось скорее для битвы, нежели для игры. Оруженосцы несли украшенный червонным золотом щит с крепкими стальными застёжками. И хоть щит её, сделанный из золота и стали, толщиной в три пяди, с трудом могли поднять четыре сильных воина, она поигрывала им, будто весил он не более пёрышка. Увидев, сколь тяжёл тот щит, Хаген пришёл в ярость и сказал Гунтеру: