Песнь первая. Дитя Грозы
Шрифт:
Надежный исполнитель, никогда не задававший лишних вопросов, не интересовавшийся ни властью в Гильдии, ни политикой, ни разу не замеченный даже за азартными играми, все свободное время отдававший дрессировке породистых бойцовых псов, Седой Ёж исчез бесследно. Настойчивые расспросы двух его слуг оказались тщетны — они даже не знали, что хозяин этой ночью куда-то собирался. Все сбережения убийцы остались не тронутыми, лелеемый и обожаемый матерый кобель, с которым Ёж не мог расстаться более чем на день, горестно выл, метался в своем вольере и отказывался от еды. Не удалось Мастеру ничего узнать о судьбе Призывающего и от подчиненных капитана Труста. Стражники не замалчивали своих подвигов, распространяясь о поимке опасного преступника за
Глава Гильдии Тени недолго размышлял о пропаже Седого Ежа. Работу тот выполнил, гонорар всё равно получал сам Мастер (как обычно, через Махшура). Сделав все возможное для бывшего коллеги, Глава Гильдии добавил в длинный список убытков, понесенных благодаря Глубокоуважаемому Заказчику, чтоб его демоны взяли, ещё один пункт, торжественно пообещал себе при первой же возможности магистру отомстить, — правда, ни на медный грош не веря в то, что таковая подвернется, — и занялся насущными делами. Приближался Праздник Каштанового Цвета, чуть ли не самое удачное и прибыльное время. Пора было распределять обязанности, раздавать наставления, улаживать традиционно возникающие перед ответственным днем разногласия — проблем хватало и без заведомо обреченных на неудачу поисков Посвященного. К тому же, оставался ещё один невыполненный заказ от Темного, и независимо от желания Мастера, заняться им все равно нужно. Он только надеялся, что на этом деле не потеряет больше никого из ценных людей.
Глава 8
С раннего утра столица бурлила, гомонила, и ждала. К приезду Наследника Кея готовились целую неделю. Бургомистр сочинял торжественную речь, капитан Труст муштровал городскую стражу, дабы не посрамить гордое звание Гвардии Суарда на предстоящем параде (хотя за настоящих гвардейцев толстых и ленивых стражников принял бы разве что слепоглухой). Все городские Гильдии — ткачей, оружейников, кузнецов, кожевенников, ювелиров, аптекарей и так далее, — придумывали речи и изготавливали разнообразные подарки, надеясь превзойти соседей роскошью и изобретательностью. Причем в состязании по изобретательности традиционно лидировала Гильдия Ловкачей (то есть Тени).
Со всей Валанты и даже из соседней Ирсиды съезжались всевозможные барды, менестрели, фокусники, акробаты и жонглеры. Торговцы спешили заключить выгодные сделки, свозили в столицу невиданное количество товаров и продавали втридорога залежалые остатки всего, что могло сойти за праздничную мишуру. Столичная знать восприняла грядущий праздник, как повод полностью обновить гардероб, а заодно и пополнить золотой запас жен и дочерей чем-нибудь вызывающе блестящим и дорогим. И, конечно, пустить пуль в глаза друг другу — и всему городу.
Солнце сияло в этот день особенно ярко, птицы пели удивительно слаженно, будто вчера весь день репетировали вместе с приезжими музыкантами. Деревья и цветы благоухали свежестью, словно домохозяйки заодно с окнами, дверьми и балконами перемыли и почистили всю растительность — а, может, так оно и было? Каштановые аллеи украсились горделивыми розовато-белыми конусами, окутывая весь город нежным, сладким ароматом.
На каждом фонарном столбе, каждом дереве, каждом окне, балконе, водосточной трубе, крыше, и везде, где только возможно, развевались и трепетали флаги, флажки, вымпелы и ленточки, красовались венки и цветочные гирлянды, прятались до вечера разноцветные бумажные фонарики. На площадях расположились всевозможные циркачи и артисты, начиная подготовку к представлениям.
Выкатили тележки бродячие торговцы сувенирами и вышли разносчики еды и напитков. Толпы празднично одетого народа выплеснулись на улицы развлекаться. И всё это людское столпотворение кричало, свистело, топало, хлопало, пело, улюлюкало на разные голоса под сопровождение скрипок и трещоток, мандолин и барабанов, свирелей и губных гармоник, чириканья, мява и ржания…
На площади перед ратушей спешно заканчивали украшение помоста. Бургомистр и представители гильдий доучивали приветственные речи, настраивал инструменты городской оркестр. На главной улице, ведущей от ратуши ко дворцу и носящей обязывающее имя Согласия, строилась «гвардия» Труста, занимали вдоль дороги места горожане, на балконы выносили стульчики для знатных дам. Разносчики бойко торговали флажками королевского ультрамаринового цвета, свистульками, хлопушками, пирожками и прочей ерундой, необходимой в день праздника.
Свежеиспеченный ученик менестреля устроился на самом удобном месте — толстой ветке одного из растущих вдоль улицы цветущих каштанов. Он предусмотрительно запасся пирожками, и теперь поедал один из них, поджидая друга.
Среди гудящей толпы изредка мелькали знакомые по Гильдии лица, у которых сегодня был самый что ни на есть рабочий день (а так же вечер и ночь). Лягушонку же Мастер запретил повышать собственное благосостояния за счет праздношатающейся публики, и ему оставалось только с высоты взирать на коллег и оценивать их работу с профессиональной точки зрения. Делать это молча Хиллу категорически не нравилось, но Свисток запаздывал, и некому было оценить его искусство комментатора.
Время близилось к полудню, бургомистр уже забрался на трибуну и нервно переминался с ноги на ногу. Народ тесно набился вдоль домов, балконы грозили обвалиться от количества разодетых и украшенных наподобие новогоднего дерева благородных ротозеев.
Сейчас, с минуты на минуту, должна появиться праздничная процессия, вдали, от городских ворот, уже слышится радостный гам…
Тут наконец Лягушонка пихнул в бок запыхавшийся Свисток:
— Подвинься! Ух, успел…
И вот приближается волна народного ликования! Все громче треск хлопушек и гром военной музыки.
Впереди гордо вышагивают трубачи и барабанщики, за ними на лошадях с белыми и красными плюмажами гвардейцы в начищенных до зеркального блеска кирасах, развевающихся ярко-синих плащах и с парадными пиками, украшенными золотыми вымпелами — Синяя Гвардия. Затем генерал Медный Лоб и ещё один военный, судя по перевязи, капитан, похожий лицом на Фрая Дуклийона. И, наконец, в окружении десятка гвардейцев в боевом снаряжении, две детские фигуры на превосходных ак-тушских конях, одетые в королевские цвета — Наследник с сестрой, и сопровождающая их свита чуть позади. За ними подтягивается длинный хвост пышной процессии, переливаясь всеми цветами радуги, взблескивая и разбрызгивая фонтаны бликов, гремя подковами коней и звеня бубенцами, искрясь фейерверками и радостными улыбками, поражая разноцветным блеском и вычурной роскошью. К шествию присоединяются и дворяне, и горожане, и музыканты, и всё это пёстрое сборище веселится, поёт и танцует на ходу, славя Императора, Наместника и его Наследника…
Сидящие на дереве мальчишки ёрзали и подпрыгивали от восторга и любопытства, рискуя свалиться кому-нибудь на голову. Они пихали и дёргали друг друга за рукава, каждый пытался обратить внимание приятеля на самое, по его мнению, примечательное.
— Смотри, смотри, а вон та девчонка остроухая! — указывал Свисток на кого-то в свите принца. — И вон гном, ну смотри, вон же, с бородищей, в красном! Ну и компания у нашего Наследника. А гляди, какой жеребец!
— Ты лучше глянь на бургомистра! У него бумажку с речью сдуло! Как забегали! — Лягушонок дрыгал ногами от хохота, держась за дружка, чтоб не упасть.