Песнь победителя
Шрифт:
«За что он арестован? – спрашиваю я.
«Как раз за то, чем ты интересовался» – говорит Андрей и устало опускается в кресло. – «Человек, который говорит открыто – да, я против. Прошёл всю войну с первого до последнего дня. Много раз ранен. Много раз награждён.
Когда после войны подошел срок его демобилизации, то добровольно остался на сверхсрочную службу. А месяц тому назад арестован за антисоветскую пропаганду в Армии. После ареста его окончательно прорвало. Рубашку на груди рвет и кричит: «Да! Я – против!» «Ты его допрашивал? –
«Да…» – после некоторого колебания отвечает Андрей.
«Чем ты объясняешь всё это?»
«Недавно он был в отпуске в России. Приехал домой, а там – пусто. Старуху-мать выслали в Сибирь… За коллаборацию. Во время оккупации, чтобы не умереть с голоду, она мыла посуду у немцев. Младший брат в 1942 году был угнан немцами на работу в Германию.
После репатриации брата осудили на 10 лет рудников… Да и вообще посмотрел он, что кругом творится. Когда вернулся в часть, то начал об этом рассказывать. В результате… сам видишь».
«О каких там сообщниках шла речь?» – спрашиваю я.
«У, как обычно», – пожимает плечами Андрей. – «Из одного человека нужно раздуть целую контрреволюционную организацию».
«Вот тебе яркое доказательство того, что каждый – враг», – монотонным голосом продолжает майор Государственной Безопасности. – «Внешне – образцовый советский человек. Вот такие во время войны умирали с криком: „Да здравствует Сталин!“ А когда, копнешь глубже…» «Так ты считаешь его идеологическим врагом?» – спрашиваю я.
«У него нет идеи», – отвечает майор. – «Но он уже пришёл к отрицанию существующего. Главная опасность в том, что он – это миллионы. Брось сюда направленную идею – и всё это вспыхнет как пороховая бочка».
«Недаром идею в СТОН (СТОН – Сибирская Тюрьма Особого Назначения. Место изоляции особо важных политических врагов СССР, приговорённых к пожизненному заключению. Алексеевский равелин сталинской эпохи) загнали», – добавляет он беззвучно. – «Хозяева в Кремле учитывают эту опасность».
Я молчу. Как будто угадывая мои мысли, Андрей беспомощно шепчет. «Что я могу сделать?!» Затем с неожиданной злостью кричит: «Зачем ты хотел это видеть…? Ведь я тебе говорил…» В полусвете комнаты лицо Андрея выглядит усталым и постаревшим. Глаза его мутны и лишены выражения. Он избегает встречаться со мной взглядом и вялыми пальцами перебирает документы на столе.
«Андрей!» – громко окликаю я и поворачиваю абажур лампы так, что луч света ударяет ему в лицо. Майор Государственной Безопасности вздрагивает, поднимает голову и недоумённо смотрит на меня. Я пристально смотрю ему в глаза.
Чёрные глаза Андрея, не мигая, устремлены через стол. Зрачки не суживаются. Зрачки не реагируют на свет. Затем я в первый раз вижу, как в глазах Андрея мелькает страх.
«Ты знаешь, что такое реакция светом?» – по возможности мягко спрашиваю я.
«Знаю…» – отвечает Андрей и тихо опускает голову.
«Это значит, что ты уже дошёл до ручки» – говорю я. – «Через пару лет от тебя останется только живой труп».
«И это знаю…» – ещё тише шепчет Андрей.
«Неужели у тебя нет другого пути, как морфий?» – спрашиваю я и кладу руку на плечо моего школьного товарища.
«Нет пути, Гриша… Нет» – шепчут тубы майора Государственной Безопасности.
«Знаешь, иногда меня преследуют… Как это в медицине называется – навязчивые представления», – голосом безо всякого выражения говорит Андрей. – Меня повсюду преследует запах крови… Не просто крови… Свежей крови… Этот ковер. Эти папки. Мои собственные руки… Потому я иногда и заезжаю к тебе так неожиданно. Я бегу от этого запаха».
«Успокойся, Андрюша», – говорю я и поднимаюсь на ноги. Я беру с вешалки фуражку и смотрю на часы: «Уже 6 часов утра. Поедем в город!» Майор Государственной Безопасности подходит к металлическому шкафу, вделанному в стену, и вынимает оттуда гражданский костюм. «У нас у всех обязательная гражданская форма», – поясняет он в ответ на мой молчаливый взгляд. – «Теперь я этим костюмом тоже пользуюсь, чтобы забыть проклятый запах».
Перед тем, как покинуть кабинет, Андрей достает из ящика стола книгу и говорит, протягивая её мне: «Возьми почитай. Я таких книг не много встречал».
На полотняной обложке я вижу заглавие по-немецки «Lasst alle Hoffnungen fahren…» и имя автора – Ирена Кордес.
«У меня мало времени для чтения», – говорю я, листая книгу и по беглому взгляду убеждаюсь, что речь идёт о СССР. – «Я уже достаточно подобных глупостей читал. Тем более 1942 год издания».
«Поэтому я её тебе и даю», – произносит Андрей. – «Это единственная немецкая книга о СССР, которую нужно прочитать каждому немцу. Для меня лично она имеет ещё свою особенную ценность. Эта женщина провела четыре года под следствием НКВД».
«Ведь это антисоветская книга. Как она к тебе попала?» – спрашиваю я.
«У нас есть специальная библиотека. Вся антисоветская литература, которая когда-либо издавалась на немецком языке», – звучит ответ Майора Государственной Безопасности. «Своего рода справочный материал для работников МВД» – поясняет он.
Позже я прочитал книгу, которую мне дал Андрей Ковтун. Автор, Ирена Кордес, вместе со своим мужем жила в Москве. Оба были арестованы в период «ежовщины» просто за то, что говорили на улице по-немецки. Этого было для НКВД достаточно, чтобы обвинить обоих немцев в шпионаже.
Затем следуют четыре года хождения по мукам, по следственным камерам зловещей памяти Лубянки, Бутырок и других тюрем Советского Союза. Четыре года, вполне оправдывающие заглавие книги, снятое с ворот Дантевского ада.
После подписания договора о дружбе с гитлеровской Германией, Ирена Кордес была освобождена и выслана в Германию. Её муж так и пропал без вести в стенах НКВД.
Характерно то, что книга была издана в 1942 году. Может быть, этим и объясняется ничтожный тираж книги. Истинное величие души человека показала маленькая немецкая женщина.