Песнь русалки
Шрифт:
— Не время сейчас для свадеб, — дернул щекой Святослав. — Еще тело отцово не остыло, и слезы по нему народ не выплакал.
— В ином случае я бы с тобой согласилась, — тонкие пальцы начали аккуратно поглаживать кожу над манжетой. Княгиня подалась вперёд, все силясь заглянуть ему в глаза. — Но сейчас слишком много поводов для слез. Ты видишь, что происходит. Сначала эта ужасная засуха, потом небесная вода. Боги недовольны, что Дол остался без князя.
На слове «Боги» она понизила голос и воровато оглянулась, точно боялась, что ее услышит Игнат — священник на хлипком плоте, очередной посланец,
Святослав рискнул пошевелиться и высвободить руки из хватки мачехи, мягкой, но крепкой, как у силка.
— Что ж, отправлюсь на поиски невесты. Сей же час.
— Ну куда же? — вздохнула Дана, и на ее полных губах появилась улыбка, будто Свят сказал какую-то наивную глупость. — В княжестве благородных девок, к кому можно было бы посвататься, не осталось. А из соседей ни один отец не отправит сюда свою дочь.
Княжич кивнул. Больше всего ему хотелось, чтоб разговор закончился, но Дана упрямо тянула время, точно играла с ним.
— К тому же, — заговорила она. — Тебе нужна не просто невеста, а та, что будет достойна зваться княгиней. Умная. И опытная.
Краем глаза Свят увидел, как белые пальцы вновь подкрадываются к его руке. Он резко отодвинулся и тряхнул головой, натянул на губы улыбку.
— Спрошу у Власа, не видал ли он такой.
— Но… — пробормотала княгиня, поправляя украшения. — Зачем же искать…?
— Ежели такой не найдется в теремах, буду искать по избам. Ты же к нам оттуда и явилась.
Ее щеки вспыхнули гневным румянцем, губы поджались. Свят с трудом сдерживал едкую усмешку, а княгиня поднялась и вышла, хлопнув дверью. Стоило ей скрыться, и молодое сердце сжала едкая тоска. Нет, Святославу не было жалко эту странную и временами жестокую женщину. Ему было стыдно за злость, за резкие слова и за удовлетворение, которое они приносили, стоило ему направить их на мачеху.
Но с женитьбой она была, к сожалению, права. Эта традиция всегда соблюдалась, иначе все беды народ вешал на неженатого князя. Так уже было однажды. Эту историю часто рассказывал отец. Взошел один молодой князь на престол, а там сразу начался мор у скота и лесные пожары, женили юношу насильно — так все сразу и прекратилось. Правда, на свадебке народ стоял с вилами наперевес, чтоб жених не передумал.
Свят тяжело потер виски и опустил лоб на стол. Так и просидел до утра, пытаясь как-то уместить в своей голове мысль о скорой женитьбе. Но стоило ему попытаться представить это, как образ тут же развеивался, как пыль на ветру. Не до мыслей о супружестве ему было. Сперва надо отгоревать по старому князю, помочь отстроиться всему княжеству, добыть где-то еды, чтоб если не все, то большинство, пережили зиму и дотянули до весны. Эти «надо» жили в голове Святослава день и ночь, и он уже не помнил, когда думал о чем-то ином. Казалось, то был и вовсе другой человек, который любил охотиться с Власом, ездить верхом и слушать истории старух и кухарок.
Возможно, именно из-за этого ночного происшествия весь следующий день Свят был сам не свой. Бессонная ночь и постоянная бурлящая тревога давали о себе знать, и порой Свят засыпал с открытыми глазами. Или ему казалось, что засыпал.
Голос Олеси в очередной раз вернул его из блуждания среди собственных мыслей.
— Отчего ты так волком смотришь, а, княжич? Неужто родные стены не греют?
— Хорошо все, бабушка, — пробормотал он. Вечерний туман уже начал собираться над водой и тянуть свои белесые лапы к холму.
— Ложь, княжич, страшное дело. На ней, конечно, можно и выстоять, но как начнёшь ее из себя выплёвывать, не заметишь, что она окружает тебя, как болото. И некому будет тебе руки подать.
— Да он задумался, — подал голос Влас. Он старался лишний раз не смотреть на старуху, и все таки, даже спрятав лицо, он не мог скрыть раздражения, которое вызывала в нем незваная пассажирка. — Он всегда, как задумается, как будто не здесь бродит, и хмурый, как туча.
— Оно и понятно, — хмыкнула Олеся. — Думать за себя самого — дело трудное, неприятное и даже неблагодарное. Но лучше так, чем когда думают за тебя.
— А откуда ты княгиню знаешь? — спросил Святослав, возвращая разговор в более понятную колею. Даже Влас заметно расслабился. А вот Олеся повела плечом.
— Знакомицы мы давние. В одной избе ткали и хлеб пекли, в одной бане бабам рожать помогали.
— Вы родственницы?
— Славь, кого хочешь, что нет, — рассмеялась Олеся. — Кто ж родную кровь-то бросит на произвол судьбы?
— А как она тебя бросила?
— Эх… — махнула рукой женщина. — Сказать не могу, поклялась. Но ты не волнуйся, сам все скоро узнаешь.
— Странная ты, бабушка, — бросил через плечо Влас. Старуха приосанилась, пригладила седые космы, будто получила похвалу.
— Отчего ж странная? Я клятву дала — я ее держу. Не то, что те, кто пытаются угодить всем и каждому, а в конце концов теряют и голос свой, и сердце.
Влас только поджал губы и бросил красноречивый взгляд на Святослава. Тот кивнул, потер руки и схватился за вторую пару весел. Дело пошло быстрее и ровнее. Туман ещё не успел добраться до берега, когда они уже привязали лодку и втроём направились к терему.
Кумушек было две — Анюта и Дарья. Сколько на них ни смотри, невозможно было понять, сколько им лет и кто они друг другу. Обе — светловолосые, так что не разобрать, седые они или молодые. С утра они были быстры и проворны, как девицы, а к вечеру еле двигались, как застанные ночным холодом ящерицы, и горбились, как вековые старухи. В глаза Святославу они не смотрели, а если видели, что он на них смотрит, то отворачивались, прятали лица и тут же продолжали делать вид, что юноши среди них и нет вовсе. Но это только для виду. Святослав чувствовал, как их злые блестящие глаза глядят за ним, следят за каждым его шагом, стоит ему лишь пошевелиться. И тут же злые языки неслись докладывать княгине, что творит княжич. И Дана вскоре являлась, чтоб в очередной раз пожурить его за отданную крестьянам еду. Вот и в этот раз за едва освещенными окнами мелькнули два силуэта, замерли, глядя на них, как совы, и тут же принялись мельтешить, разыскивать княгиню.