Песнь серафимов
Шрифт:
И Тоби приходилось зарабатывать деньги на что-нибудь сверх необходимого или «на удовольствия». Например, на школьную форму для брата и сестры, на игрушки, какие были в их жалкой квартирке, столь презираемой Тоби. Он каждую минуту беспокоился о состоянии оставшейся дома матери и о том, сможет ли Джейкоб успокоить ее, если она вдруг впадет в ярость. Тем не менее Тоби очень гордился своим умением играть и отношением прохожих — они непременно останавливались и кидали ему купюры.
Тоби казалось, что его обучение музыке идет слишком медленно, однако он мечтал поступить в консерваторию по достижении соответствующего возраста и найти работу в ресторане, где можно играть постоянно
Он никогда не оставлял попыток подбодрить и утешить мать, заверить ее, что все еще образуется, что ее боль утихнет, что они когда-нибудь будут жить в собственном доме в пригороде, где у Эмили и Джейкоба будет собственный двор для игр, а перед домом — лужайка, и вообще будет все, что должно быть в нормальной жизни.
Где-то в глубине души у Тоби мелькала мысль, что однажды, когда Джейкоб с Эмили станут взрослыми и заведут свои семьи, а мать получит лучший медицинский уход, какой только можно устроить за деньги, он снова задумается о семинарии. Он не мог забыть, что значила для него когда-то церковная служба. Он не мог забыть то, что испытываешь, когда держишь в руках гостию и произносишь: «Это тело Мое», претворяя хлеб в плоть Иисуса Христа. И много раз, играя субботним вечером на улице, он исполнял литургическую музыку, которая зачаровывала вечно движущуюся толпу так же сильно, как и любимые публикой мелодии Джонни Кэша и Фрэнка Синатры. Тоби являл собой поразительную картину в образе уличного музыканта: без шляпы, короткостриженый, в синем шерстяном пиджаке и черных шерстяных брюках — даже эти детали давали ему преимущество перед остальными.
Чем искуснее он играл, с легкостью исполняя то, что ему заказывали, используя весь диапазон инструмента, тем больше туристов и местных жителей становились его поклонниками. Скоро он уже узнавал своих постоянных слушателей, всегда оставлявших ему самые крупные купюры.
Он играл один современный гимн: «Я хлеб жизни, тот, кто придет ко Мне, не будет голодным…». Это был воодушевляющий гимн, один из тех, что требовали полной отдачи, совершенной способности забыть обо всем, кроме музыки, и слушатели, собиравшиеся вокруг, всегда награждали музыканта за это. Тоби, словно в забытьи, смотрел под ноги и видел деньги, которые позволят купить спокойствие на неделю и даже больше. И ему хотелось заплакать.
Он играл и пел песни собственного сочинения, вариации на темы произведений, принесенных ему учительницей. Он соединял вместе мелодии Баха и Моцарта, Бетховена и других композиторов, чьих имен не мог вспомнить.
В какой-то момент он начал заносить на бумагу свои сочинения. Учительница помогала ему затем правильно переписывать их. Музыка для лютни записывается не так, как остальная музыка: здесь используются табулятуры, и это особенно нравилось Тоби. Однако настоящая теория и практика композиции давались ему с трудом. Если бы он смог выучиться, чтобы когда-нибудь начать преподавать, думал, он, хотя бы маленьким детям, это была бы самая лучшая работа.
Вскоре Джейкоб и Эмили научились одеваться самостоятельно. У них были те же серьезные лица маленьких взрослых, что и у Тоби в те времена, когда он ездил в школу на трамвае линии Сент-Чарлз. Они тоже никого не приглашали в гости, потому что брат им это запретил. Они научились стирать, гладить рубашки и блузки для школы, прятать от матери деньги, отвлекать ее внимание, когда она впадала в безумие и начинала громить дом.
— Если нужно будет лить выпивку ей прямо в глотку, лейте, — говорил им Тоби, потому что бывали моменты, когда только алкоголь мог усмирить буйство матери.
Я наблюдал это.
Я перелистывал страницы его жизни и зажигал свет, чтобы прочитать написанное мелким шрифтом.
Я любил его.
Я видел у него на столе книгу «Молитвы на каждый день», а рядом с ней — еще одну. Он читал ее, испытывая чистый восторг, а иногда вслух зачитывал выдержки из нее брату и сестре.
Эта книга была «Ангелы» брата Паскаля Паренте. Тоби нашел ее в той лавке на Мэгэзин-стрит, где покупал свои книги о преступлениях и кровавых убийствах. Там же он купил житие святого Фомы Аквинского, написанное Честертоном, и пытался его читать, хотя это было нелегко.
Можно заключить, что в его жизни прочитанное было так же важно, как игра на лютне, а вместе они были не менее важны, чем мать и Джейкоб с Эмили.
Ангела-хранителя Тоби, направлявшего его на путь истинный в самые тяжелые времена, сбивало с толку такое сочетание привязанностей. Но я не смотрел на ангела — я только видел Тоби, а его ангел упорно трудился, чтобы в сердце Тоби не угасала вера в то, что в один прекрасный день он всех спасет.
Как-то раз летним днем Тоби читал в постели. Он перевернулся на живот, щелкнул ручкой и подчеркнул следующие строки:
«Что касается веры, мы должны придерживаться того, что ангелы не обучены кардиогностике (науке о тайнах сердца) и не обладают знанием будущих поступков свободной воли — все это исключительно прерогатива Господа».
Тоби полюбилось это утверждение. Ему нравилась атмосфера тайны, обволакивавшая его, когда он погружался в чтение этой книги.
Но ему вовсе не хотелось верить, будто ангелы лишены сердца. Он видел старинное изображение распятия, где ангелы над крестом плакали, и ему нравилось думать, что ангел-хранитель его матери тоже рыдает, видя, как она напивается и предается отчаянию. Если бы у ангелов не было сердца или они бы не разбирались в тайнах сердца, он предпочел бы об этом не знать. Однако сама мысль тревожила его, и ангелы тревожили его, и он часто разговаривал со своим ангелом-хранителем.
Он учил Эмили и Джейкоба каждый вечер опускаться на колени и произносить старинную молитву:
Ангел Господень, мой ангел-хранитель, Несущий с небес мне Господню любовь, Будь каждой мысли моей вдохновитель, Путь освещая, храни меня вновь.Он даже купил им картинку с ангелом-хранителем. То была заурядная репродукция, которую он сам впервые увидел в школьном кабинете. Но он вставил картинку в рамку, купив в хозяйственном магазине необходимые материалы, и повесил ее на стену комнаты, где они спали втроем: Тоби и Джейкоб на двухъярусной кровати, а Эмили у дальней стены на отдельной раскладной койке.
Он выбрал для картинки узорчатую золоченую рамку. Ему понравились бусинки на ней, листочки в углах и широкое паспарту — оно отделяло мир на картинке от выцветших обоев маленькой комнатки.
Ангел-хранитель был высокий и женственный, с длинными золотистыми волосами и громадными белоснежными крыльями, отливавшими на концах голубым, в плаще поверх развевающейся белой туники. Он возвышался над мальчиком и девочкой, идущими по опасному мосту с зиявшими в нем дырами.
Сколько миллионов детей видели эту картинку?