Песнь зимы
Шрифт:
Давай.
Мальчишка лишь сильнее забился за печку. Повернулся на свет и обласкал взглядом черный силуэт девушки. Она ближе к выходу из укрытия стояла и пока этот дурак, Данияр, на нее таращился, должна была видеть все. Лица. Ведьм.
Бесполезно…
Ган сбросил руку с обледенелого мальчишкиного лба. Ничего там нет, кроме этой девушки. Все сознание заполнила, всю память. Какие уж там ведьмы?
За спиной кто-то зашумел, завозился.
Ган обернулся, и глаза его вспыхнули радостно – девица! Легка на помине. Стоит, смотрит, как волчица, и тяжелую дубину
И будто знакомая…
Будто видел он ее раньше, но забыл. Забыл, как всех людей из Игривицы. Забыл и дал себе слово не вспоминать!
Больше никогда.
Глава 3. Пленница
Вита увидела след на снегу.
Рядом с тем местом, где сошлись вершинами два серых валуна.
Рядом с тем местом, где замерла в холщовом мешке задавленная ледяной глыбой рыба.
Рядом с тем местом, где так некстати или кстати попался ей на глаза Данияр.
След на снегу огромный от выплеснувшегося из воды на сушу гигантского тела. От страшного зверя холодного моря – слуги Властелина Зимы. Вот борозда широкая, будто проволокли тут волоком целую ладью. Это Ган!
Ган вышел на берег и, перекинувшись в человека, ушел в лес. А может, и не в лес. Может быть, он отправился к деревне. Кто знает, что там, у Властелина Зимы на уме? Что, кроме черной злобы?
Далеко впереди, за высокими сугробами, из которых торчали макушки одиноко стоящих елок, раздались звуки. Необъяснимые, тихие, они пугали своей неопределенностью, но чуткая Вита сразу поняла, что у лесной опушки творится нечто недоброе.
И пошла туда.
Угадала.
Взгляду предстала жуткая картина: вмерзший в лед Данияр, посиневший, полумертвый, и Ган, сжимающий его голову безжалостной рукой. Черный уродливый монстр за Гановой спиной потянулся мордой в ее сторону, предупреждая… то ли Виту, то ли Гана.
Демоны мира!
Вита, не имеющая привычки отступать, огляделась в поисках оружия. Кусок обглоданной морем коряги сунулся из-под снега рядом с левой ногой и сам в руки прыгнул.
– Отойди от него!
Вита не узнала собственного голоса. В нем будто не хватало звука и мощи. И дрожь появилась.
Там Ган.
Ган!
Слуга Властелина Зимы отпустил Даниярову голову, позволив ледяной глыбе гулко опрокинуться на скрытые пуховым снегом камни. Развернулся медленно – никуда не торопился. Знал, что бы ни было, все сложится так, как угодно ему.
Приказал:
– Иди сюда.
Вита вскинула дубину, сжала зубы. В тот же миг ноги оплела лента искристого вихря и спеленала их, не давая сделать шага. Вита дернулась, пытаясь вырваться из снежных объятий, и новые белые плети опутали ее сильнее: шею, грудь, руки. До боли затянулись на запястьях, выжали оружие из рук.
Потом ее потащило над землей к Гану.
Вита попыталась вырваться, забилась, как попавшая в паутину муха, но лишь сильнее затянула силки. Когда ледяные пальцы придирчиво коснулись ее подбородка, окольцевали нижнюю челюсть, пленница попыталась огрызнуться, но стоило только губам
– Не дергайся. – Голос, наполненный уверенностью и властью, прозвучал над самым виском. – Отдай то, что мне нужно, а потом… – Ган на миг осекся. Лишь на один крошечный миг. Потому что внутри головы вспышкой мелькнули подслушанные, подсмотренные воспоминания и чувства Данияра. Ган хотел сказать «убью», но почему-то произнес: – Отпущу.
Пленница ничего не ответила, только глянула со злобой и скорбью. «Как жаль, что я не могу снова взять дубину и разнести ею в крошево твой череп», – читалось в ее глазах.
Ненависть.
И ни грамма страха.
Ладно… Ган упер пальцы в ее виски. Сдавил, желая поскорее добыть искомое, но из девчонкиной головы на него глянула тьма, гулкая и пустая.
Закрылась…
Она закрылась! Как ухитрилась? Как смогла?
Ган склонился к перекошенному яростью лицу, чуть не носом в него уткнулся. В глубине зрачков пленницы плескались огоньки магической силы, задушенной, погашенной чужой могучей волей. Интересно, кто она? Неинициированная ведьма? Возможно… Но кто спрятал ее? Кто укрыл? Как посмели?
Ган подхватил пленницу с земли и забросил на плечо. Она была тяжела, как молодая олениха. Вся какая-то плотная, мускулистая. А там, где не мускулистая – костлявая. Неудобно впилась в Ганово плечо своими костями. Прямо в старую рану попала. Ган поморщился и переложил ношу на два плеча, словно овцу, перекинув девичьи ноги и руки себе на грудь.
Понес.
За его спиной начал медленно вытаивать из глыбы Данияр, и черный конь вновь оборотился корягой.
Ган принес Виту к воде. Хотел перекинуться зверем, но не стал. Зверю такую добычу до замка целой не дотащить.
– Дай корабль. – И рука, распластанная пальцами над водой.
Молчал Хати-Йоремуне. Ничего не давал. Да и не ему был отправлен этот приказ.
Другому.
И тот, другой, Хати-Ибиру, сторож морского дна, послушался. Всплыл из глубин корабль. Такой древний, каких даже в старых дедушкиных книгах не рисовали. Длинный, с драконьей головой, весь поросший курчавой шерстью из темно-зеленых водорослей.
Сам подошел к берегу и лег на мелководье.
Ган взошел на борт. Глянув на зияющие в палубе дыры, взмахнул рукой, и они затянулись льдом. Виту спустил на холодные черные доски. Она не шевельнулась, так и осталась лежать, оцепеневшая, не желающая знать, что будет с ней дальше.
Корабль поплыл, и холодное море жадно облизало его борта.
***
Замок Властелина Зимы рос на горизонте голубой тучей.
Медленно плыл корабль.
Как ни просил Ган ветра, как ни требовал, ничего не выходило. Лишь морские чертоги, вода и снег подчинялись ему. Иногда выполнял приказы изворотливый Хати-Йоремуне, оборачивал нужными вещами валяющиеся возле берега камни, коряги и вырванные бурей пни. Бывало, что и лесной дух Хати-Амаро, огромный белый волк, подчинялся, но лишь зимой, когда леса его лежали под гнетом снега.