Песнь зимы
Шрифт:
Силен морской леопард, но косатка, величайший хищник севера, сильнее всех.
Только Ган не желал отступать, ведь пойманное им принадлежит ему одному. Посмотрел он сперва на пленницу, потом на извечного соперника, так лицемерно величавшего себя его «братом», и заявил:
– Приведи Инея.
– Приведу. – Орка угрожающе дернул губой, оскалил белые зубы.
Он решил, что леопард ставит под сомнение его уверенность. Он подумал, что Ган решил, будто он, бесстрашный Орка, испугается привести сюда их мастера мудреца Инея. Иней хоть и выглядит
Говорят, он тоже хати, древний дух. А может, и нет. Ведь духи во плоти давно не ходят по земле.
– Приведу, – повторил Орка и, развернувшись, быстро вышел из допросного зала.
Черно-белый плащ подмел снежинки с серых плит на полу.
Нужно было отправить его отсюда. Хоть на несколько минут, под любым предлогом…
Зная, что скоро Орка вернется не один, Ган приблизился к Вите, грубо схватил ее за руку, – ледяные наручники-подлокотники растаяли в миг, – и стащил с ледяного «трона».
– Отпусти! Не тронь! – Вита забилась, принялась одной рукой толкать его в плечи, а второй зажимать на груди полы плаща.
– Угомонись ты, – зарычал на нее сквозь зубы Ган. – Успокойся. Не дергайся, коли хочешь еще жить.
Секунду она глядела на него с доверчивой надеждой, а потом, решив, что не стоит ждать добра от лютого врага, выругалась и обреченно рванулась в последний раз.
Плащ остался в руках у Гана. Вита стояла теперь перед ним полностью голая и от этого такая беззащитная.
– Иди к окну, – прозвучал приказ. – Оборачивайся и прыгай в море, поняла?
Ган схватил пленницу за руку, силой подтащил к пустому проему, за которым растекалась ночная тьма. Звезды мерцали в ней бледными искрами, и огни нижних миров отвечали им из глубины.
Вита увидела их и уперлась:
– Не могу, там огни. Так близко…
Они действительно были близко. Слишком близко. Такие яркие.
– Прыгай. Другого шанса не будет. – Ган развернул деву спиной к себе, упер ладонь ей между лопаток, и ему показалось, что кожа там раскалена, как сковорода на огне.
– Туда же нельзя… В огни… – продолжая упираться, Вита ощутила, как по щекам побежали предательские слезы.
Слезы ужаса. Слезы отчаяния.
Каждый человек в Игривице, да что там в Игривице, на всем побережье, знал, что нельзя приближаться к подводным огням. Там, где соприкасаются миры, находиться нельзя, потому что сойдешь с ума. Потому что в безумии ринешься к этой самой межмирной границе, а там неведомые силы разорвут тебя на части, расплющат, изотрут в пыль.
Вите было стыдно за позорные слезы, но желание самосохранения оказалось сильнее. И тело, и сознание единогласно противились мысли нырнуть в испещренную яркими точками воду.
Это верный конец! Верный! Верный…
И все же она нашла силы спросить:
– Ты сам там когда-нибудь плавал? В воде рядом с огнями?
–
Вита не ответила, дернула спиной, нервно сбрасывая с себя Ганову руку.
– Отойди и не смотри.
Ган не послушался.
Пленница забралась на широкий подоконник. Воздух за оконным проемом был на удивление тих и спокоен, бешеные ветры и бури не любили приходить сюда. Взмахнула руками и прыгнула рыбкой. Ган припал к окну, наблюдая, как сжимается в полете человеческое тело, становясь тугим, черно-белым комком.
Пингвин Адели.
Килограммов шесть всего-то и будет. Сколько их он пожрал за последнее время? Не сосчитать…И как ей удается так сжиматься…
Далеко внизу у самого основания стены, птица мягко вошла в воду. Почти бесшумно. Чуткий Ган не расслышал и не увидел всплеска.
Став подводной тенью, Вита стремительно понеслась, петляя высоко в толще, почти у самой поверхности воды. Страх прочно удерживал ее там, не ниже не выше. И глубже опуститься нельзя – огни затянут, и на самую поверхность не подняться – страшно, заметят из окон слуги Властелина Зимы.
Глава 5. Надежды
Знаешь, что это за лошадь? Это лошадь Багри-Маро
С четырьмя ее главами и ногами восемью.
Ты ее не трогай повод и седлать ее не пробуй,
Не заглядывай ей в очи, или встретишь смерть свою…
Зима уже перевалила за две трети, а Вита все никак не могла забыть произошедшего. Ночами ей являлся во снах Ган и смотрел, и буравил глазами ее бедную голову. А вокруг поднимались ледяные стены с вмерзшими в них кровавыми жилами и обрывками цепей. И огни, огни были всюду, слепили, сияли.
А потом из огней появлялся небесный корабль и уносился в черноту ночи над головой…
Вита знала, что Ган просто так не отстанет. Такие не отстают. Не доковырялся он в Витиной памяти, не выяснил нужное. Отпустил, чтобы сопернику добыча не досталась. Тому, страшному…
Орке.
Так что обязательно вернется Ган и потребует платы за свое сомнительное добро. Отпустил же? Помог сбежать? А то, что сам пленил, сам мучил, так то не в счет. Прибежит. Прибежит, как миленький! Вот только когда?
Когда…
После того раза Вита больше не ходила на побережье. Обрыскав вдоль и поперек окрестный лес, нашла под сугробами замерзший пруд с бурой водой. Целый день пришлось потратить на то, чтобы пробить желтый, испещренный хвоей и листьями лед. Подо льдом спали рыбы. Замшелые, старые, уродливые. Невкусные. Но все же съедобные. Каждый раз, принося их домой, Вита думала о море. О его свежей зелени, о ледяных островах, сверкающих, как слезы. О пронзающих водную толщу солнечных лучах и искрящихся косяках рыбы…