Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа
Шрифт:
Спурн, в прошлом славившийся как месяц благоденствия и нескончаемых праздников, ознаменовался пятью днями почти полной тьмы, и пшеница на полях полегла от Асколеза и Альмери до болотистых границ Айд-оф-Каучике. Река Ском в Асколезе превратилась в лед на заре празднования летнего солнцестояния, охладив благочестивые намерения нескольких тысяч людей, погрузившихся в воду для исполнения Скомского Ритуала Многочисленных Любовных Единений. Те немногие древние стоячие камни и стенные пластины, что еще возвышались посреди земли Падающей Стены, полегли, как ложатся на стол выпавшие из чаши игральные кости, и стали причиной гибели бесчисленного множества ленивых крестьян, которые на протяжении тысячелетий по глупости строили свои лачуги в непосредственной близости от них лишь ради того, чтобы не тратиться впустую на возведение четвертой стены. В священный город Эрзе Дамат
На западе заходящее солнце пульсировало, становясь все больше и ближе к горизонту, пока в лесах Великого Эрма не начались пожары. Приливные волны смыли не только города, но и все прочие признаки жизни в окрестностях мыса Печальных Воспоминаний, а древний торговый город Ксикси, расположенный в каких-то сорока лигах к югу от Азеномея, полностью исчез однажды ночью, через три минуты после полуночи, когда многолюдная Летняя ярмарка была в самом разгаре; одни говорили, что город поглотило страшное землетрясение, а другие считали, что он в мгновение ока переместился в один тех из непригодных для жизни миров, что вращаются вокруг Ахернара, звезды мошенников, — так или иначе, многие жители громадного Азеномея попрятались по домам, испугавшись того, что случилось так близко от их города. Пока происходили все эти маленькие трагедии, на большую половину близлежащего региона, в лучшие времена известного как Великий Мотолам, обрушились потопы, засухи, чума, инфляция и частые затмения.
Люди — как, впрочем, и нелюди — повели себя в точности так же, как бывало всякий раз, когда наступали трудные деньки, коих невообразимо долгая история Умирающей Земли, а также Земли Желтого Солнца, существовавшей до нее, знавала немало: они пустились на поиски козлов отпущения, которых можно было бы выследить, затравить и убить. На этот раз величайшему поношению и поруганию подверглись маги, волшебники, чародеи, чернокнижники, последние ведьмы, что еще умудрялись как-то выживать в обществе чопорных коллег мужского пола, и все прочие адепты искусства тавматургии. Разъяренные толпы брали штурмом особняки волшебников и врывались на тайные собрания; слуг, которых чародеи посылали в город за овощами или вином, раздирали на части; произнесенное на людях заклинание тотчас же влекло за собой появление крестьян с факелами, вилами и теми нетронутыми волшебством мечами да пиками, что остались после старых войн и давних погромов.
Внезапное падение престижа магической профессии не оказалось новостью для чародеев усталого мира, ведь все они прожили столько, что хватило бы на несколько жизней и еще чуть-чуть; поэтому вначале они тоже повели себя так, как уже делали раньше: окружили дома заклятиями, стенами и рвами, вместо убитых слуг призвали куда менее хрупких демонов и духов из Надмирья и Подмирья, открыли громадные погреба и катакомбы с запасами (их подручные в это же самое время занимались обустройством огородов за волшебными стенами); словом, они затаились, а некоторые так преуспели, что стали в прямом смысле слова невидимы.
Но на этот раз волна всеобщего осуждения не схлынула тотчас же. Солнце продолжало мигать, дрожать, вызывать землетрясения, и количество темных дней почти сравнялось с количеством светлых. Большая часть рода людского, населявшего Умирающую Землю, объединилась с теми, кто уже перестал быть людьми: с вездесущими пельгранами и деоданами, ползучими эрбами и ящерами, духами и скальными вурдалаками, сапонидами и некрофагами, гнилушками и гнойными печальцами; и все они являли собой лишь вершину ужасающего айсберга бесчеловечности, и не было у них с людьми ничего общего, кроме желания убивать волшебников.
Когда от неприятной правды об этой особенной череде магопогромов уже нельзя было отмахиваться, волшебники Альмери и Асколеза (а также других земель к западу от Падающей Стены), некогда входившие в почившее Содружество Голубых Принципов и пришедшие ему на смену Зеленую и Пурпурную Коллегии Великого Мотолама, поступили каждый сообразно своему характеру: кое-кто бежал с Умирающей Земли, развязав двенадцать пространственных узлов и быстренько прошмыгнув к Архерону, или к Джанку, или к одному из близлежащих миров, открытых старым Омоклопеластическим тайным обществом; кое-кто переместился в прошлое, в более благоприятные эры; были и те, кто направился к другому концу галактики и за ее пределы, захватив передвижные дома или
Лишь очень немногие маги — наделенные уверенностью, любопытные, преисполненные желания нажиться на чужом горе или просто гордые (впрочем, возможно, все заключалось в их выраженной склонности к меланхолии) — рискнули остаться на Умирающей Земле и поглядеть, что же с ней случится.
Чернокнижник Шрю вел себя спокойнее большинства. Возможно, причиной тому был его истинный возраст, о котором никто из коллег по тавматургии не смел даже гадать. Или, не исключено, так проявлялась особенность его магической специализации — большую часть тех, кто занимался вызовом демонов и дьяволов из Надмирья, Подмирья, а также со звезд и из иных эр, ждала ранняя и весьма мучительная гибель. А еще было не исключено, что так на мага повлияло случившееся много тысячелетий назад расставание с любовью его сердца, — слухи об этом никак не утихали. (Одни твердили — правда, шепотом, — что Шрю однажды любил Иаллэ, с которой готов был разделить ложе и жизнь, но потерял ее, любимую танцовщицу самого Пандельюма, создательницу Танца четырнадцати шелковых движений. Другие говорили — еще тише, чем прочие сплетники, — что Шрю попался в сети, раскинутые одним из его учеников, еще в те времена, когда горы Магнаца были высокими, и на долгие века утратил интерес к магии, поскольку юный красавец украл его самые могущественные руны и сбежал с затянутым в кожу сапонидом из ночного города Сапонс.)
Шрю улыбался, когда до него доносились эти слухи; впрочем, улыбка его была грустной.
В очередной раз столкнувшись с Великой Паникой, чернокнижник Шрю запечатал Штормовой Путь — свой уютный особняк с множеством комнат и фигурных башенок, расположенный в холмах у северного края Зачарованного леса, — и, применив упрощенную вариацию древнего заклятия безнадежного заточения, захоронил сам дом, прекрасные сады и двенадцать слуг из тринадцати в недрах Умирающей Земли, на глубине примерно сорока пяти миль. Приборы Шрю, его заметки, основная часть библиотеки и занимательная коллекция демонов-помощников, которую он собирал на протяжении нескольких веков, были защищены от всего — кроме, разумеется, самого красного солнца, которое на этот раз могло и поглотить Умирающую Землю. Что касается воистину удивительного собрания цветов, деревьев и прочей растительно-животной экзотики из его садов (не говоря уже о двенадцати слугах, людях и не совсем людях), то все это было упаковано во Всемогущие Яйца, а каждое Яйцо, в свою очередь, завернуто в отдельное поле хроностазиса, так что Шрю знал наверняка: если Земля и он сам выживут, то его прислуга проснется через несколько месяцев, лет, веков или тысячелетий, как после обычного здорового сна.
Шрю оставил при себе лишь Слепого Боммпса, старшего слугу и незаменимого повара, и отправился на север, в свой летний домик на берегу Малого Полярного моря. Боммпс помнил наизусть и этот домик, и защищенные прилегающие территории — ничуть не хуже, чем многочисленные комнаты, башенки, туннели, тайные ходы, лестницы, гостевые пристройки, кухни, сады и угодья в самом Штормовом Пути.
Что касается множества малых дьяволов, демонов, сандестинов, скальных вурдалаков, элементалей, арквальтов, дайхаков и нескольких рунных призраков, которых Шрю держал на коротком поводке, — то все, кроме одного, ушли под землю вместе со Штормовым Путем, повинуясь измененному заклятию безнадежного заточения, но каждого из них можно было призвать с помощью кратчайшей формулы.
Единственным иномирным созданием, которое чернокнижник Шрю взял с собой в домик на берегу Малого Полярного моря, был Кирдрик.
Странное создание смешанной природы, Кирдрик наполовину представлял собой мутировавшего сандестина из Четырнадцатой эры, наполовину — полноценного дайхака из ордена Ундра-Хадра. Только величайшие архимаги в истории лишенной желтого солнца Умирающей Земли предпринимали смелые попытки подчинить взрослую помесь дайхака с сандестином. В распоряжении чернокнижника Шрю было сразу три таких грозных существа. Два из них теперь покоились в сорока пяти милях под поверхностью земли, а Кирдрик летел на север вместе с Шрю и Слепым Боммпсом, удобно устроившись на одном из тех больших ковров, что раньше украшали главный зал Штормового Пути. Ковер-самолет путешествовал по ночам, никогда не поднимался выше пяти тысяч футов и находился под защитой всемогущей сферы Шрю, а также собственного облака тайны, рожденного древним узором переплетенных чаронитей, поющих свою негромкую песню.