Песня цветов аконита
Шрифт:
Я с удовольствием выпроводила бы ее с Островка, не более того. Хотя я не люблю учение Той, оно внушает полную безнадежность — странно, что хохотушка Мирэ так прониклась им.
Ночью я смотрела на пробивающийся сквозь занавеси лунный свет. Что сделала бы моя мать? Ей всегда были безразличны верования тхай, хотя она и выказывала им уважение. Но я так не могу. Меня глубоко задевают многие вещи, оставлявшие равнодушной мою мать, — она была сильной и знала, что делать. А посоветоваться мне не с кем. В детстве она, умершая, приходила ко мне, и я говорила с ней, пугая прислужниц. Потом начала только сниться. А теперь я не вижу ее даже во сне.
Я встала и кругами бродила по комнате, в конце концов перепугала проснувшуюся девушку
В серебряном зеркале и впрямь отражалось какое-то странное существо — высокое, в светлых одеждах, с двумя длинными косами, очень просто заплетенными на ночь, и с огромными недобрыми глазами. Какая-то сова-оборотень. Неудивительно, что девушка испугалась.
Я сама зажгла светильник, села и начала писать. Записки — хороший способ собрать мысли воедино. А ныне мои мысли — какой-то неряшливый букет из лопухов и крапивы. Было бы что собирать.
Если я всего лишь удалю от себя Мирэ, поднимется глупое, тщательно скрываемое кудахтанье среди старших женщин. Мне все равно. Однако отец будет мной недоволен. Я не имею права на это".
"Мирэ будет выслана в место под названием Соленый Ключ, глухую деревушку на северной границе. Там живет уже несколько подобных ей женщин. За ними строго присматривают. Вряд ли ей суждено вернуться оттуда. Я разрешила ей взять с собой только двух служанок и немного денег. Если служанки умрут, других Мирэ там не найдет. Сегодня мои дамы восхваляли мою справедливость. Противно. Они-то невзлюбили Мирэ с самого начала.
А Мирэ только сказала, что теперь окончательно уверилась в правильности учения Той. Пожалуйста… Пусть несет свою истину горным воронам на севере.
Лучше бы я родилась в доме военного невысокого чина — говорят, они сильнее любят своих родных. Тогда я писала бы стихи и новеллы, гуляла в сумерках в садике с белой кошкой и не знала забот".
Мирэ увезли с Островка. Она одета была одета в зеленое, издалека выглядела ярким веселым камешком — кусочком малахита. Лица ее почти никто не видел.
Юини, молодой офицер, получил от Хали пропуск и большой ящик темного дерева — вместе с приказом следовать за теми, кто везет Мирэ. Хали не сомневалась — его не заметят, и в глухой деревушке он передаст посылку в руки Мирэ. Он с обожанием глядел на высокую девушку с холодным лицом — один из немногих, кто по-настоящему был предан ей — по велению сердца, не долга.
Он не знал, что лежит в ящике.
А там были деньги — и украшения, которые можно продать. И любимая книга Мирэ, стихи древнего поэта, со старыми, но яркими рисунками. Бесценная книга.
Об этом никто не узнает — кроме той, кому предназначена посылка.
«Мать была бы довольна мной», — с грустью думает Хали, перебирая свои густые каштановые пряди. «Нельзя бросать тех, кто верен тебе. Даже если ты не одобряешь некоторых их поступков».
"Когда ищешь огонь, находишь его вместе с дымом. Когда зачерпываешь воду из колодца, уносишь с собой луну".Глава 3. ДОЛГ
Сказка о Возрожденной
Сложилось так — у старика и старухи не было детей. Зря молила добрая женщина духа — защитника деревни, — его статуя из красного дуба стояла в маленьком храме в ясеневой роще. Зря
А когда остыла зола, хотели люди собрать ее — и тут золотая птица вспорхнула из пепла. Птица асаэ прозвали ее, Возрожденная. Не боится огня эта птица — даже сгорев дотла, возрождается вновь. Рождена она душами умерших, не отдавших свободы и гордости, и страха не знает, — значит, и бояться ей нечего. Говорят, красива та птица — золотом и огнем переливается ее оперенье…
Вечером, когда караванщики отдыхали, приятели часто садились в стороне от общего круга и разговаривали. Когда говорил старший, Йири смеялся и не верил ему, когда заговаривал младший, Кенну хватался за голову и уверял, что Йири в детстве стукнула копытом лошадь — прямо по голове. Странные были у Йири вопросы.
— Ты видел когда-нибудь море?
— Нет. Море — не про меня. Что там? Большая соленая лужа. Там еще штормы, говорят, бывают — брррр. Волны до неба.
— Говорят, голубые тэммоку прилетают оттуда. И ветер дует с Островов Лотоса. Если встать под этот ветер, станешь моложе.
— Ну, мне пока незачем, — подмигивал Кенну. — Да и тебе — что, по колыбели соскучился?
— Смешной ты, Кенну. Сам же веришь в это. А признаться не желаешь.
— Поживи с мое, повидай, сколько я, тоже станешь таким. Ты не смотри, что я молод. Я за свою жизнь, почитай, треть Тхай-Эт обошел.
— А я и забыл, что ты у нас старичок, опытом умудренный… или нет, ты — рыжий лис, притворившийся человеком. — Он легонько дергал его за пышный хвост на затылке.
За зиму кожа Йири слегка посветлела и была теперь золотистой. Он немного подрос, однако самоувереннее не стал и в толпе был не заметен — молчаливый, смотрящий вдумчиво, опускающий ресницы.
— В тебе и вправду есть северная кровь. Ты похож на ри-ю, только ты лучше, — говорил Кенну.
— Ты судишь по словам господина Хиранэ?