Песня для зебры
Шрифт:
— И еще тот, кого вы назвали Марселем, сэр! — выкрикнул я. — Африканец, который был вам нужен во время телефонной конференции…
— А Киса там был?
— Вы имеете в виду Филипа? Вы же его называете Африканским кисой? Нет, его там не было. Приходил Макси. А Филип появился только на острове.
Я не собирался повышать голос, это получилось само собой, и в ответ лорд Бринкли заговорил тише.
— Что это вы все про какого-то Филипа да про какого-то Макси, словно это мои друзья-приятели, — пожаловался он. — Я не знаком с ними. Никогда не слышал о них. Понятия не имею, о ком вы толкуете.
— Так
Да, я сорвался. Невозможно описать слепую ярость тому, кто сам ее не испытывал. Она сопровождается физическими симптомами: покалывает губы, кружится голова, мутнеет в глазах, накатывает тошнота, теряется способность различать цвета и находящиеся рядом предметы. И вдобавок вы не уверены, что именно высказали вслух, а что только вертелось на языке, но наружу не вылетело.
— Китти! — заорал лорд Бринкли, распахнув дверь. — Мне нужно кое-что спросить у своей придурочной жены. Ты не присоединишься к нам на минуточку?
Леди Китти стояла недвижно, как часовой, и молчала. Ее синие глаза, лишенные всякого блеска, в упор смотрели на мужа.
— Китти, дорогая моя. Блицопрос. Два имени. Я тебе их сейчас назову, а ты сразу, не раздумывая, скажешь, какие у тебя с ними ассоциации. Макси!
— Никогда о таком не слышала. Ни разу. Последний Макс, которого я знала, умер давным-давно. Да и то его только в лавке звали Макси.
— Филип. Наш юный друг утверждает, будто я прозвал его Африканским кисой, что, как мне кажется, для нас обоих весьма оскорбительно.
Она нахмурилась и приложила указательный палец к губам.
— М-м, извини, и Филипа не знаю. Есть Филиппа Перри-Онслоу, но она женщина. Во всяком случае, так она всегда говорила.
— И еще, дорогая, раз уж ты все равно здесь… В прошлую пятницу… В котором часу, вы сказали?..
— Как раз в это время, — ответил я.
— Да, ровно трое суток назад, чтобы быть точным… По пятницам, помнится, мы с тобой обычно на природу выезжаем, но пока об этом забудь, не хочу давать тебе подсказок. Так вот, скажи мне, где мы тогда были? — И лорд Бринкли демонстративно взглянул на часы. — В семь часов десять минут вечера. Подумай хорошенько, будь добра.
— Ехали в Мальборо, конечно.
— А с какой целью?
— Отдыхать, зачем же еще!
— И ты, если понадобится, готова подтвердить это в суде под присягой? Просто вот этот молодой человек — очень одаренный и обаятельный, исходящий, не сомневаюсь, из самых лучших побуждений, — упорствует в весьма серьезных, весьма опасных для всех нас заблуждениях.
— Конечно, милый. Что за глупости!
— А как мы ехали в Мальборо, дорогая? На чем?
— На машине, разумеется. Бринкли, ты к чему вообще клонишь?
— За рулем сидел Генри?
— Нет, машину вел ты. У Генри был выходной.
— В котором же часу, по-твоему, мы выехали?
— Господи, дорогой мой, да что с тобой?! Знаешь ведь прекрасно: я все собрала и была полностью готова еще к трем, но ты, как всегда, задержался на деловой встрече, и мы вляпались в совершенно немыслимую пробку, вот и доехали только к девяти, так что ужин был испорчен.
— А кто составил нам компанию на уикенд?
— Гас и Тара конечно же. Они любят за наш счет отдохнуть. Пора бы им уже пригласить нас в “Уилтонс” [48] . Вечно они обещают, а воз и ныне там, — объяснила леди Китти, обращаясь ко мне, словно рассчитывала на мое сочувствие.
48
“Уилтонс” — дорогой ресторан в фешенебельном лондонском районе Белгравия.
Я несколько поостыл к тому моменту, однако, встретив ее ничего не выражающий взгляд, тут же вновь взбеленился.
— Но вы же там были! — выпалил я лорду. И, повернувшись к его жене, добавил: — Я же, черт подери, поздоровался с ним за руку! С вашим мужем! И Макси там тоже был! Он считает, будто способен помочь Киву, да только ничего подобного! Макси вояка, а не интриган. Они заседали на острове, планируя войну чужими руками, чтобы Синдикат смог захватить рынок колтана и сыграть на понижение. Они пытали Хаджа! Погонялкой для скота, которую для них соорудил Паук. У меня есть доказательства!
Слова вырвались, я не мог запихнуть их обратно, но, по крайней мере, у меня хватило ума закрыть рот.
— Какие же, интересно знать? — насторожился Бринкли.
— Записи.
— Какого рода записи?
Вспомнив о Ханне, я дал задний ход.
— Сразу по возвращении с острова я сделал записи, по памяти, — соврал я. — У меня профессиональная фотографическая память. Держится недолго. Но если приступаю быстро, не теряя времени, я могу дословно записать сказанное. Вот и записал.
— Где? Когда?
— По приезде. У себя дома. Первое, что сделал.
— Дома — это где? — Тут его взгляд упал на письмо, лежавшее перед ним на столе: “Дорогой Бруно…” — А-а, в Баттерси. Сел, значит, и записал все, что запомнил, слово в слово. Поразительно.
— Именно так.
— С какого места?
— Начиная с разговора с мистером Андерсоном.
— А дальше?..
— Беркли-сквер. Электростанция Баттерси. Лутонский аэропорт. Остров. Обратный перелет.
— Следовательно, это ваше повествование о том, что вы видели и слышали на вашем острове и смогли вспомнить в тиши, у себя дома в Баттерси, по прошествии нескольких часов.
— Да.
— Я не сомневаюсь в вашем уме, и тем не менее все это, боюсь, невозможно считать доказательствами или уликами. Я, между прочим, юрист по образованию. А эти записки у вас с собой?
— Нет.
— Дома остались?
— Может быть.
— Может быть. Но они, разумеется, у вас под рукой на случай, если вам вдруг придет в голову меня шантажировать или продать свою смехотворную историю какой-нибудь газетенке. — Он тяжело вздохнул, как порядочный человек, пришедший к неутешительному выводу. — М-да, такие вот дела… Мне вас очень жаль. Вы красиво излагаете и, похоже, свято верите в собственные слова. Но должен предупредить: сто раз подумайте, прежде чем повторять свои голословные утверждения вне этих стен. Далеко не все будут к вам столь снисходительны, как мы с Китти. Вы либо опытный мошенник, либо душевнобольной. Возможно, и то и другое.