Песня кукушки
Шрифт:
Пен обнаружилась в дальнем конце балкона. Младшая сестра ерзала и не обращала ни малейшего внимания на экран. Она снова и снова бросала взгляды налево, на стену, противоположную Трисс. Но там ничего не было — просто темная стена, покрашенная в глубокий красный цвет. А потом внезапно это случилось. В стене появился слабо освещенный прямоугольник маленькой двери. Пен тоже его увидела, замерла, потом тихо пробралась мимо стульев и исчезла в стене.
В этом дверном проеме было что-то такое, отчего все инстинкты Трисс встали на дыбы. Она что-то почуяла. Нет, почувствовала на вкус. Нет, ни то ни другое, но в воздухе было что-то такое, отчего у нее свело язык и зубы. Странное. Знакомое. Напомнившее ей о Гриммере. Она не хотела идти следом
Серия сменилась мультфильмом. Испуганный кот Феликс с преувеличенной осторожностью крался мимо спящей собаки, согнув плечи. Его приключения озарили публику ярким мигающим светом, и Трисс молча прокралась к ждущей двери.
ГЛАВА 11
АРХИТЕКТОР
Когда Трисс приблизилась к загадочной двери, радостные крики публики начали стихать. Их словно заглушил туман, звуки пианино превратились в металлическое позвякивание, будто вдали звенели коровьи колокольчики. За дверью тянулся узкий коридор с простым серым ковром на полу и серыми в узорах обоями на стенах. Трисс нерешительно заглянула внутрь. Налево коридор переходил в лестницу вниз, направо — заканчивался крашеной белой дверью, перед которой стояла Пен. Трисс увидела, как Пен стучит в дверь. Через пару секунд дверь открылась, и младшая сестра вошла в нее.
Ковер странно хрустел под ногами Трисс, когда она шла по коридору, — мягкий, но колючий, тонкий, но волокнистый. Стены очень напоминали бархат, который местами побрили, чтобы получился узор. Когда она протянула руку, чтобы потрогать его, обнаружила, что кончиками пальцев прикасается к перьям. Она погладила стену, и по узору пробежала едва заметная дрожь, как будто стена была живым существом и встопорщила перья.
Пен оставила дверь приоткрытой, и Трисс устроилась у щелочки, чтобы наблюдать за происходящим. Она увидела маленькую, едва освещенную комнату, частично закрытую фигурой Пен, которая остановилась сразу за порогом. Слабый белый свет мигал, как в зале, из которого она только что ушла.
— Мисс Пенелопа Кресчент. — Кто-то подошел пожать Пен руку, какой-то очень высокий мужчина.
Хорошо поставленный голос, уверенный и будто созданный для того, чтобы отдавать приказы. В то же время в его интонации угадывалось нетерпение, как будто его отвлекали мысли о чем-то очень важном. Он снова отошел, оказавшись на линии взгляда Трисс, и она наконец смогла его рассмотреть.
Ее первой реакцией был шок. Незнакомец был не просто красив, он был прекрасен, как кинозвезда. Короткие, аккуратно причесанные волосы блестели, словно мед, и у него были маленькие светлые усики, как у Дугласа Фэрбенкса, на кончиках загибавшиеся вверх. Он был одет не в приличествующий дневному времени суток костюм с пиджаком и жилетом вроде тех, что в будние дни носил ее отец, а в то, что ее родители называли «спортивный комплект» — по последней моде. На нем был свитер с V-образным вырезом поверх выглаженной до хруста белой рубашки, удобные свободные брюки, именовавшиеся оксфордскими мешками,[7] и двухцветные туфли — белые со светло-коричневым. На плечи он набросил идеально скроенное серо-коричневое пальто, и Трисс решила, что он явился сюда с какого-то куда более шикарного мероприятия.
— Всегда рад. Прошу вас. — Он сделал еще шаг назад и вытянул руку широким приглашающим жестом.
Трисс показалось, что она заметила блеск под его манжетой, кажется, металл. Пен приняла его приглашение и прошла в глубь комнаты. Трисс сглотнула и рискнула приоткрыть дверь комнаты еще на дюйм-другой, чтобы лучше видеть.
Источник прерывистого света оказалось легко определить. Вся стена справа представляла собой бурлящую трепещущую массу серо-серебристых движущихся объектов. Это было кино, никаких сомнений, но Трисс не видела ни проектора, ни белого луча, который пересекал бы комнату и падал на экран. Трисс изумленно смотрела, как немая героиня, воплощение оскорбленной добродетели, отрицательно качала головой и отвергала дары некоего гладковолосого Лотарио. Только когда по экрану пошли титры задом наперед, Трисс поняла, что, должно быть, смотрит на обратную сторону экрана кинотеатра.
Трисс слышала, что некоторые дешевые кинотеатры, экраном в которых служила натянутая простыня, иногда ставили несколько стульев с другой стороны экрана и брали полцены с тех, кто смотрел фильм в зеркальном отражении. Но поверхность, на которой двигались фигуры, выглядела как стена, а не как простыня. И если она достаточно тонкая, чтобы пропустить свет, почему она больше не слышит пианино и возгласов публики?
Остальная часть комнаты была удивительна своей обыкновенностью. Если не считать стен, отделанных такими же не то обоями, не то перьями, как и коридор, она выглядела совершенно заурядной гостиной: кресла с цветочным узором на обивке, бабушкины часы, накрытый скатертью стол с чайным сервизом и радио. Трисс не могла взять в толк, как такая комната могла оказаться по ту сторону экрана; мерцающий белый свет заставлял все в ней казаться беспокойным. Тени прыгали и бились, словно крылья.
Пен несколько неуклюже устроилась на большом позолоченном кресле лицом к перевернутому экрану. Ее ноги не касались земли, и она спустила рукава так, чтобы они закрывали ладони, — верный знак, что она на грани.
— Прекрасный выбор. Лучшее место из всех. — Незнакомец с кинематографическими усами подошел и остановился рядом с ее креслом, глядя на экран. — Самый хороший способ увидеть, что происходит, — это смотреть с тайного места. Подкрадись к миру сзади, застигни его врасплох — и поймешь, что он такое на самом деле…
— Мистер Архитектор! — решительно перебила его Пен. — Я хотела поговорить с вами.
«Мистер Архитектор»? Трисс взглянула на него с новым интересом. Отец говорил, что в ее падении в Гриммер может быть виноват человек, с которым он связан по работе. Как инженер, отец работал с большим количеством архитекторов. Может быть, и с этим тоже?
Внимательно рассматривая Архитектора, Трисс испытывала растущее чувство дискомфорта. Он был очень хорош собой, она это видела, но, если присмотреться, трудно понять, чем именно он хорош. Его очарование было как солнечный свет, бьющий в глаза и смазывающий подробности. Когда она изо всех сил сосредоточилась, она обнаружила, что смотрит на осколки и обломки, совсем не напоминающие Дугласа Фэрбенкса. У него были очень светлые глаза, и она осознала, что не может запомнить их цвет. Зубы слишком белые, аж отдающие в голубизну, узкий подбородок. Когда он улыбался, уголок рта как-то так изгибался, что наталкивало на мысль о предательском гвозде, торчавшем в ковре на лестнице.
— Насколько я понял из нашего телефонного разговора… — Архитектор долго разглядывал Пен. — Вы просили о встрече… И вот мы тут.
Мысли Трисс метнулись к торопливому отступлению Пен из кабинета отца. «Значит, она все-таки звонила по телефону! Она звонила этому человеку! Но… почему оператор это не зафиксировал? И вообще, зачем она ему звонила?»
— Говорят, картина стоит тысячи слов, — продолжал Архитектор, — и ваше лицо, мисс Кресчент, — это картина. До сих пор я полагал, что увижу на нем тысячу счастливых слов, но нет.
— Разумеется, я несчастлива! — отрезала Пен, привычно находя уверенность в приступе ярости.
— Нет. — Он рассматривал ее своими бледными очами. — Полагаю, вы из людей того сорта, которые никогда не бывают счастливы, но которые делают мир куда более интересным в попытках это счастье обрести. Ну хорошо. Не будем об этом.
Пен моргнула, и Трисс практически почувствовала, как слова Архитектора прошли мимо нее, как аккуратные маленькие ручейки обтекают неподатливый камешек.
— Я несчастлива, — упрямо продолжила Пен, — и вы знаете почему. Вы меня обманули!