Песня кукушки
Шрифт:
— Слава богу, что они прекратили, — довольно громко произнесла Вайолет. — Играли, как дохлые лягушки.
Как только игла опустилась на пластинку, раздалось жуткое шипение, и даже после первых тактов музыки время от времени продолжали слышаться помехи. В некоторых местах пластинка была поцарапана, и каким-то образом эти неровности делали ее еще более настоящей. Этот джаз не шаркал ногами — он вламывался в комнату, не стряхнув гравий с туфель.
Пен попыталась окликнуть Вайолет, но на нее шикнули. Все в лодочном сарае придвинулись ближе и слушали, пока озорная, необузданная мелодия
— Вот, — объявила Вайолет, затушив сигарету, — как нужно играть.
Реплика частично была адресована музыкантам, воспринявшим ее как вызов. Когда они снова заиграли, их ритм стал более энергичным и дерзким, чем раньше.
— Вайолет! — снова позвала Пен, но та не услышала.
Волна танцоров увлекла Вайолет на площадку в центре комнаты, хотя Не-Трисс не была уверена, кто кого увлек — она волну или волна ее.
Половина окон выходила на реку, и Не-Трисс начало казаться, будто она на лодке. Танцы возобновились, половицы задрожали, и легко можно было поверить, что под ними нет земли. Никто не управлял лодкой, все танцевали, и безумнее всех танцевала Вайолет. В ее движениях было что-то отчаянное и яростное, как будто она одновременно пыталась спастись и хотела пробить каблуками дно, чтобы скорее утопить лодку.
Так вот он какой, мир Вайолет. Быстрый мир. «Светская жизнь», как это именовала Селеста Кресчент. Не-Трисс занервничала, как будто порочность — субстанция, которую она может случайно вдохнуть с воздухом и которая оставит запах на ее одежде. Хотя Не-Трисс уже не была под дождем, она вдруг осознала, что дрожит. Чем больше люди смотрели на нее, тем сильнее она дрожала. Она не хотела, чтобы кто-то обращал на нее слишком много внимания — вдруг они увидят что-то ужасное в ее лице и убегут в поисках огня, чтобы сжечь ее. Все эти люди могли вмиг перемениться, и она это понимала.
— Вайолет! — Наконец настойчивость Пен возымела эффект, и, когда музыканты доиграли пьесу, она смогла протолкаться сквозь толпу. — Вайолет, это я!
Взгляд Вайолет упал на Пен, и она замерла на середине затяжки, потом закрыла глаза и с преувеличенно длинным выдохом выпустила дым.
— О боже… — пробормотала она. — Пен, ради… ради всего святого, что ты здесь делаешь? — Ее тягучий поддельный лондонский акцент снова действовал Не-Трисс на нервы.
— Я должна была прийти! — воскликнула Пен. — Это вопрос жизни и смерти!
— Разумеется. Так ведь каждый раз, правда?
Вайолет вздохнула и отвела Пен в сторону. Не-Трисс последовала за ними в некотором отдалении, опасаясь привлекать к себе внимание.
— Пен, ты снова убежала? Как ты попала сюда из Элчестера? Ты же не бросала опять камни в машины?
Пен широко открыла рот, издала что-то вроде писка и снова его захлопнула.
— И что у тебя с лицом? — продолжила Вайолет. — Откуда эти царапины, ты упала в кусты ежевики?
Пен покосилась на Не-Трисс. Вайолет проследила за ее взглядом, и длинная челюсть девушки отвисла.
— О нет, ты шутишь. — Она уставилась на Не-Трисс, не веря своим глазам, и покачала головой. — Сегодняшний вечер просто… ты привела сюда свою сестру? Пен! Что…
— Это единственное место, которое пришло мне в голову! Ты сказала, что я должна! Ты сказала, что я должна всегда приходить к тебе…
— Я сказала, что если ты убежишь, то должна прийти ко мне и оставаться у меня, пока не почувствуешь, что готова вернуться домой. А не спать под изгородями и не садиться в чужие машины. И у меня могут быть неприятности из-за того, что я это говорю. — Вайолет бросила на Не-Трисс еще один взгляд, словно оценивая вероятность, что она прямо сейчас побежит в полицию. — Это совсем другое дело. В случае пропажи вас обеих родители позвонят всем вплоть до премьер-министра. Я должна отвезти вас домой прямо сейчас.
— Нет! — вскрикнули обе девочки настолько громко, что кое-кто из публики обернулся.
— Пожалуйста, не надо! — выпалила Не-Трисс. — Простите, что мы ворвались на вашу вечеринку, но, пожалуйста, пожалуйста, не отвозите нас домой. Родители…
— Они пытались сжечь Трисс заживо! — вмешалась Пен.
Вайолет выгнула брови и посмотрела на младшую девочку. Сердце Не-Трисс ушло в пятки. Вайолет недолюбливала мистера и миссис Кресчент, но взрослые верят взрослым. Взрослые доверяют взрослым. Вайолет явно симпатизировала Пен, но та часто врала, и Вайолет это знала.
Пен взяла Вайолет за руку.
— Пожалуйста! — протянула она сквозь зубы, и ее глаза заблестели от прилагаемых усилий. — Правда! Честно! Вот тебе крест!
— Это правда, — прошептала Не-Трисс, сомневаясь в весомости своих слов. — Я знаю, как это звучит… Но мы не можем пойти домой. Мы в опасности.
В длинном лице Вайолет не было ни капли теплоты, она сердито смотрела на них. Взрослая женщина смотрела на двух глупых девочек, которые явились к ней и несли чепуху. Потом она раздраженно вздохнула и закрыла глаза. Открыв их снова, она выглядела по-прежнему сердитой, но уставшей.
— Одну ночь, — просто сказала она, и Не-Трисс понадобилась секунда, чтобы понять смысл слов. — Мне действительно не стоило бы этого делать… но вы можете сегодня остаться у меня. Я сейчас вас отвезу. Но завтра утром первым делом вы мне расскажете, что происходит. Ясно?
Не-Трисс кивнула, едва осмеливаясь поверить, что получила передышку.
— Где ваши пальто? У вас даже пальто нет? Подождите здесь, я принесу вам одеяла, иначе вы замерзнете в коляске.
Не-Трисс обратила внимание, что становилось все холоднее. Многие женщины в зале недовольно надували губы и потирали голые плечи в поисках накидок.
После того как Вайолет ушла за одеялами и своим плащом, Не-Трисс украдкой глянула на Пен.
— Значит, Вайолет — твоя подруга? Ты… ты уверена, что мы можем ей доверять? Ты уверена, что она не притворяется и не отвезет нас домой?
Пен уверенно кивнула:
— Ты ее не знаешь. Если бы она собиралась отвезти нас домой, она бы так и сказала. Причем громко.
Публика не хотела, чтобы Вайолет уходила, но никто не удивился. Ей вернули пластинку, и она засунула ее под плащ.
— Не уходи, Вайолет! — Пьяный молодой человек попытался заманить ее на танцпол. Он растягивал гласные, и ее имя прозвучало как «Вааалеет». — Останься же! Почему ты никогда нигде не остаешься?