Песня о неземной любви
Шрифт:
Молчать было опасно. Молчание можно принять за знак согласия, или, по крайней мере, это — удобная атмосфера для инициативы.
— Планет с более или менее антропоморфными цивилизациями много?
— Только в этой галактике — тысячи.
— В таком случае, почему именно я? Из тысяч цивилизаций, среди миллионов и миллиардов женщин!
— Я увидел тебя во время первого же сеанса предвидения. Мне сильно попало за тот сеанс, потому что было ещё слишком рано делать такие вещи. Мне было десять лет.
— И потом ждал, когда
— Ждал, — чуть помолчав, ответил Ирруор.
Он ждал тысячу четыреста пятнадцать лет, пока она родится.
Маленький мальчик видел, как сильно его родители любят друг друга, и мечтал о похожей судьбе. Очень разумный и предусмотрительный, он решил — чем раньше он всё узнает, тем будет лучше, ибо тогда он сможет предвидеть все опасности и преодолеть все препятствия. Он не понимал, почему взрослые запрещают просматривать варианты грядущего до определённого, довольно-таки изрядного возраста, и устроил сеанс самостоятельно.
Он узнал и увидел всё, что хотел, и был тому несказанно рад, поскольку теперь мог тщательно готовиться к будущему. Времени оказалось достаточно, даже более чем. Он не понял, почему взрослые так странно отреагировали. Родители не разговаривали с ним несколько дней, мама тайком плакала, но самым большим наказанием явился для него молчаливый упрёк Учителя, у которого в глазах была откровенная жалость и глубоко скрытая печальная безнадёжность.
По истечении некоторого времени он предположил, что верно догадался о подоплёке данного запрета. Подросток, юноша, молодой мужчина больше ни разу не смог посмотреть ни на одну девочку, девушку, женщину. Он учился, работал, путешествовал. И ждал…
Секундную паузу девушка заметила, но не поняла и не придала ей значения. То, что он сказал, прозвучало очень искренне. Такое нельзя придумать, к тому же сходу. Да? А вспомни, Ирочка, своё вдохновение, когда надо было оправдаться перед родителями за купленные тайком блёстки или леденцы…
Она взглянула ему в лицо, озарённое светом крупного звёздного скопления. Совсем рядом с её глазами были яркие янтарные глаза, сейчас с тёмно-серебряным оттенком, огромные и выразительные. В них смотреть — всё равно, что в бездну. Вот уж воистину неземные глаза, во всех смыслах. В них утонешь, потеряешься и ничего не поймёшь, сколько ни вглядывайся.
Ира с трудом оторвала свой взгляд от глаз кахурианина. Гипнотизировал? Вроде бы нет, иначе она не смогла бы опомниться…
Молчание затягивалось, нужно было срочно продолжать разговор.
— А у неэсперов предвидение бывает?
— Что ты имеешь в виду? Потенциально — все эсперы. У необученных? Бывает, конечно.
— А как?
— По-разному. Чаще всего — во сне.
Она вспомнила свой кошмарный сон в первую ночь на борту. Там было лицо Ирруора, в беспамятстве или умирающего. Сейчас во время своего сеанса он выглядел очень похожим образом,
— Ты видела что-то необычное, поэтому спрашиваешь?
— Нет, просто так.
Он не настаивал. И отпустил её, когда она нетерпеливо пошевелилась.
— Пойду погуляю, — сказала она, шагая к двери. — Нет, убегать не буду, я же обещала.
— Верю, — отозвался Ирруор.
Она вышла в коридор.
«Верю». Вот как. Или просто уверен, что всё равно поймает?
Короткий прямой коридор закончился, овальная дверь открылась, выпуская Иру в кольцевой. Она стремительно пошла по нему.
Античный герой, божество древних мифов, супермен из фантастического боевика… Его чёрно-золотой облик всё время стоял у неё перед мысленным взором, и такое восхищение выглядело очень подозрительно, уж очень на гипноз походило…
Она сделала два круга по кольцевому коридору быстрым шагом к тому моменту, как не выдержала. Тогда она вернулась в рубку и проговорила преувеличенно шутливо:
— Уже не один раз корабль облазила, а всё никак не верится, что не сплю! Что всё это — не галлюцинация, не фантом, не голограмма!
— Ах, вот чего ты опасаешься. Ты знаешь о таких возможностях.
Ирруор смотрел на неё открыто и прямо.
— Да, я знаю, — вызывающе подтвердила Ира.
— Хорошо, что ты об этом сказала. В том, что мой облик — не голограмма, легко убедиться. Подойди ближе, коснись меня.
Он провёл ладонью по своей щеке, показывая наглядно, что нужно сделать.
— Коснись, не бойся. Сразу увидишь, что нет никакого слоя, в который погружаются пальцы, нет наложенного объёмного изображения.
Невольно поддаваясь на эту просьбу, она подошла к нему, сидящему в кресле пилота, вплотную. Протянула руки, осторожно притронулась кончиками пальцев к гладкому бронзовому лбу, очертила линию античного носа, не осмеливаясь даже близко подобраться к губам, скользнула по одной из бровей, задев вибрисс. Бровь у Ирруора невольно дрогнула.
— Ой, прости, я сделала тебе больно!
— Нет. Может быть, немного неудобно, как всегда, если против шерсти. А почему ты так решила?
— Не знаю. Показалось.
— У тебя потрясающая чуткость.
— Как исправить?
— Пригладить в обратном направлении, — быстро ответил Ирруор.
Она поспешно снова легонько провела кончиком пальца по его густой чёрной брови и вдруг поняла, что он пошутил. И засмеялась, и он тоже засмеялся. Впрочем, может быть, он не столько шутил, сколько хотел продлить прикосновение.
— Убедилась, что у меня нет голограммы?
Она практически забыла об этом.
— Убедилась. Если бы так же легко можно было доказать, что мне не внушены никакие галлюцинации, — пробормотала она.