Песня огня
Шрифт:
— Благодарю, — только и сказал он.
При этом рыцарь размышлял о том, умеет ли она сама вести хозяйство. С тех пор как Бланш здесь поселилась, едва ли в Вулфтоне произошли значительные перемены, а ведь он дал ей полную свободу действий. Правда, припомнил Грэлэм, не желая быть несправедливым, еда стала немного получше.
Бланш вернулась в свою маленькую комнатку и тихонько притворила за собой дверь. Потом изо всей силы ударила кулаком по стене. Как случилось, бушевала она, как случилось, что лорд Вулфтон позволил втянуть себя в такую историю, готовится вступить в брак, но не с ней! Когда ее гнев немного поутих,
Бланш подошла к маленькому оконцу, отодвинула деревянный ставень и сразу увидела Грэлэма, который, обнажившись до пояса, готовился состязаться в борьбе со своими людьми. Пот блестел у него на спине, сильные мышцы напряглись. О да, подумала Бланш, уж он-то сумеет кое-чему научить эту Джоанну! Пальцы ее неосознанно вцепились в подоконник, будто она представила, как они впиваются в тело Грэлэма.
— Будь ты проклят, милорд! — произнесла женщина хриплым шепотом.
Много позже Бланш, лежа в своей узкой постели одна, думала о своем сыне. Она пошлет письмо кузену и велит ему прислать Эвиана в Вулфтон. Когда Грэлэм увидит ее сына, он, возможно, забудет свое желание иметь собственного наследника.
И тут Бланш осознала, что по-прежнему надеется заполучить Грэлэма в мужья. «Я буду его женой, — тихонько поклялась она себе, — и если он потребует, чтобы я родила ему сына, я это сделаю». Ей была ненавистна мысль о деторождении и связанной с ним боли. На мгновение где-то в мозгу вспыхнул яростный протест против женского жребия, против этой полной женской беспомощности. «Прекрати, Бланш, — попыталась она обуздать себя. — Ты еще не одержала победы. Но одержишь непременно, ты должна это сделать. На чаше весов лежит будущее твоего сына и твое собственное. Эта чаша перевесит». И она заснула, успокоенная.
На следующее утро Бланш пришлось препираться со слугами, особенно с этой дерзкой Нэн. Но, похоже, они догадывались, что она станет в будущем госпожой в Вулфтоне, и потому нехотя, ворча повиновались ей. Зато Бланш вся затряслась от ярости, когда Нэн, эта маленькая несносная потаскушка, сказала язвительно:
— Если вы хотите новое платье, миссис, вам лучше попросить об этом его лордство. Вероятно, он накупит нарядов своей молодой жене, но не старой свояченице, всего лишь бедной родственнице…
И голосок ее звучал как острые капли дождя, падающие на камень.
— Ты, маленькая сучка! — завизжала Бланш; голос ее сорвался. Она ненавидела и Нэн, и себя за то, что в словах этой бабенки была правда. Бланш потянулась к длинной косе Нэн, теперь всегда чистой, потому что она еженедельно принимала ванну, но Нэн оказалась проворнее и выскользнула из комнаты, громко хохоча.
— Я прикажу тебя высечь! — выкрикнула Бланш, прекрасно зная, что это было пустой угрозой.
— Господин этого не допустит, — издевательски ответила Нэн с безопасного расстояния. — Он любит меня такой, какая я есть, нежной и мягкой. Он не позволит вам бить меня!
— Шлюха! Подожди, пока твое брюхо распухнет, тогда увидишь, как много думает хозяин о твоей нежной шкурке!
— Он подарит мне дом и даст служанку в помощь, — продолжала дразнить Нэн.
Остальные служанки хихикали за ее спиной. Бланш знала об этом; но по крайней мере они подчинялись ей и выполняли ее приказы, хотя и делали это с медлительностью мулов, взбирающихся на утес. Женщина скрежетала зубами в бессильной ярости и ждала своего часа, когда приедет ее сын Эвиан и леди Джоанна. Грэлэм, кажется, не очень-то хотел, чтобы ее сын приехал в Вулфтон, но Бланш сумела умилостивить его жалобными просьбами и слезами. Надо отдать ей должное — она вовсе не притворялась, и он в конце концов согласился.
Де Моретон, ворча и тяжело дыша, помог работникам уложить на место огромную каменную плиту на внешней стороне восточной стены Вулфтона. Он отступил и отер пот со лба тыльной стороной ладони. Рыцарь ощущал возбуждение и радость от физического труда, потому что труд отвлекал его от мыслей о Джоанне де Морлэ и ее приближающемся визите, который его страшил. Он вспомнил о послании, отправленном Морису де Лорису несколько дней назад, и вдруг ощутил, как в нем пробудилась неожиданная и непрошеная боль воспоминаний. Грэлэм не получал от Мориса вестей и потому считал, что Жоффрей не позволял себе никаких посягательств на Бельтер. Конечно, теперь уже недалеко то время, когда Жоффрею предстоит узнать о смерти Кассии. Бельтер не был настолько изолирован от мира, а прошло уже целых два месяца.
Грэлэм потянулся, с наслаждением ощущая напряжение мускулов, уставших от тяжелой работы, и двинулся по узкой тропе, спускавшейся с утеса на отмель внизу. Прибой грохотал, ударяясь о голые скалы, и в воздух поднимались струи воды, образуя широкие дуги брызг. Рыцарь снял одежду и шагнул в бушующую воду. Чувствуя, как прилив тянет его за ноги, он позволил волнам увлечь свое тело в море. Вода была холодной, и тело сразу покрылось гусиной кожей, но он пренебрег этим и нырнул под высокую, увенчанную белым гребнем волну.
Несколько минут спустя Грэлэм услышал с возвышавшегося над ним утеса крик и, обернувшись, увидел Гая, махавшего ему рукой. Он попытался ответить жестом, но на спину его обрушилась гигантская волна и бросила в воду лицом вниз. Когда рыцарь, отчаянно барахтаясь, выбрался из моря, лицо его жгло от прикосновения к грубой поверхности скал и песку. Грэлэм вышел на мелководье, потом на отмель, отряхиваясь, как огромная беспородная собака.
— Милорд! Оденьтесь, пока ваша молодая жена не увидела вас в чем мать родила! — Гаи, посмеиваясь, глядел на него.
Де Моретон тихонько выругался. Девушка явилась на два дня раньше срока, и теперь рыцарь не сомневался, что счастливые дни его покоя миновали. Он торопливо оделся и зашагал вверх по крутой тропинке, извивавшейся по утесу.
— Милорд, — продолжая веселиться, произнес Гай, и его красивый рот расплылся в широкой улыбке. — Боюсь, что леди Джоанна увидит нас рядом и пошлет вас ко всем чертям. — Гай, охорашиваясь, похлопывал себя по золотистым волосам, и его звонкий смех перекрывал хриплые крики морских птиц.