Песня сирены
Шрифт:
Тем временем я часто бывала в Грассленде, и мы работали над шарадами, перерывая кучи одежды, которую Элизабет использовала в театре.
Было очень весело наряжаться и примерять разнообразные парики и вещи, которые сохранились у Элизабет с того времени.
Один раз, одевая меня, она положила руки мне на плечи и поцеловала.
— Ты знаешь, Дамарис, — сказала она, — я люблю тебя все больше и больше. Я знаю, что и Мэтью тоже.
Я вспыхнула: в словах ее был особый смысл: «Может ли она и в самом деле
Это казалось возможным. Я в самом деле была влюблена и, как все влюбленные, жила то в экстазе, то в беспокойстве, переходя от одного к другому.
Я не могла поверить, то Мэтью меня любит. Он был таким ослепительным, таким светским и намного старше, чем я. Я забыла о насмешках Карлотты. Я постепенно меняла мнение о себе и начинала в себя верить, поэтому слова Элизабет Пилкингтон сделали меня счастливой.
Я знала, что моей матери Мэтью не нравится: она испытывала к нему странную антипатию, которой я не могла понять. Но дедушке и бабушке он нравился даже дедушке, а ему нелегко было понравиться.
Итак, мы подготовили шарады.
В этот день бабушка приехала в Грассленд. Она сказала, что все эти разговоры о шарадах освежили ей память. Она вспомнила, как много лет назад Харриет Мэйн играла в замке, где они остановились незадолго до Реставрации.
— Вы помните Харриет, миссис Пилкингтон? — спросила она.
— Не очень хорошо. В то время когда она подумывала о том, чтобы оставить сцену, я еще играла детские роли. Тогда она решила выйти замуж.
— Да, она вышла замуж за члена нашей семьи. Конечно, вы намного моложе ее. Это просто удивительно, как Харриет всех обманывает, все еще заставляя считать ее молодой женщиной!
— Она все еще красива?
— Да, она красива, — сказала моя бабушка. — У нее редкий тип красоты. Кажется, словно при ее крещении присутствовали все прекрасные феи. Твоя сестра Карлотта так же красива, Дамарис.
— Да, — согласилась я.
— Мы играли «Ромео и Джульетту», — продолжала бабушка, и глаза ее затуманились, она словно вернулась в прошлое.
— Вы будете довольны нашими шарадами, — молвила Элизабет.
Так мы решили, и я бывала в Грассленде каждый день, репетируя под руководством Элизабет. Мэтью не был хорошим постановщиком, и за это я любила его еще больше: я причисляла его к той же категории людей, что и себя.
Однажды я слегка расстроилась. Я была у Элизабет, в ее комнате, и, так как день был теплым, окно было открыто настежь. Я сидела на диване у окна, а Элизабет рассматривала платье, которое было у нее в руках.
Из сада доносились голоса слуг. Я узнала голос Мэри Рок.
— Ну, нам это показалось очень странным: он был как сумасшедший. Ну зачем, скажите мне, он стал бы всем запрещать ходить туда… если бы там не было чего-то такого, о чем он знает, что оно там есть?
Мое сердце забилось сильнее. Я заметила, что Элизабет тоже слушает, хотя она поглаживала шелк платья и казалась полностью погруженной в это занятие.
— Попомните мои слова: там что-то есть.
— Как ты думаешь, что это, Мэри?
— Ну, я этого не знаю. Джекоб вот думает, что там какое-то сокровище.
Я замерла. Мне захотелось уйти, но я чувствовала, что должна дослушать то, что скажут дальше.
— Вы понимаете, они раньше там жили… потом неожиданно уехали. За этим что-то кроется. Ну, Джекоб говорит, что, возможно, они что-нибудь спрятали на том участке… какое-нибудь сокровище, знают об этом и хотят, чтобы оно досталось только им.
— Сокровище, Мэри…
— Ну, что-то в этом есть, не правда ли? Должно быть. Зачем бы ему так разъяряться просто из-за того, что Джекоб поставил капкан? Капканы ставят во всех лесах… и никто не возражает против этого. И они тоже…
— В доме, правда, есть и призраки?
— Вы меня спрашиваете? Я вам говорю, что на этом участке есть нечто такое, что он хотел бы скрыть от людей…
Слуги отошли от окна.
Элизабет рассмеялась:
— Сплетни служанок! Я думаю, это платье подойдет тебе, дорогая. Я носила его, когда исполняла роли молоденьких девочек.
Мы все были взволнованы шарадами. Это что-то вроде живой картины, которую нужно описать словами, и мы должны были сделать так, чтобы шараду трудно было разгадать. Нас было две соперничающие команды.
Элизабет должна была руководить обеими командами, и, набирая их, она поставила меня и Мэтью вместе. Нашими словами были «кинжал и плащ», и мы должны были дать к ним историческую иллюстрацию.
«Плащ» должен был быть представлен сценкой времен правления королевы Елизаветы, когда Релей постелил свой плащ для того, чтобы королева могла пройти. Я должна была изображать Елизавету, а Мэтью — Релея. Меня и Мэтью должны были одеть в самые изысканные костюмы елизаветинских времен.
— Мне пришлось выбирать роли исходя из того, что есть у меня в сундуке, — объяснила Элизабет.
После сцены с плащом я должна была немного изменить костюм и стать Марией, королевой Шотландии. Мэтью представлял Риццо, и мы должны были разыграть немую сцену ужина в Холируд-хаусе, когда Риццо был убит. Это была иллюстрация к слову «кинжал».
Другая команда выступала первой. Мы должны были смотреть и отгадывать, но перед этим состоится ужин, где каждый обслуживает сам себя.
Стоял один из чудесных золотых сентябрьских дней. Мне кажется, что в те дни мне все стало казаться золотым, потому что я все более и более убеждалась в том, что Мэтью меня любит. Он не мог так часто бывать со мной и притворяться, что мое общество доставляет ему удовольствие. О нет, в этом что-то было! Мне пришло в голову, что если бы я не была так молода, то к этому времени он уже открыл бы мне свои намерения.
В том, что меня любила Элизабет, я была уверена. Она относилась ко мне как к дочери, так что это было верным знаком.