Песня снегов
Шрифт:
Ярко-синие глаза киммерийца вспыхнули. Он снова лязгнул зубами, норовя дотянуться до своего мучителя. На этот раз Синфьотли резко ударил его по губам. По подбородку киммерийца потекла кровь.
– Ах ты, звереныш, - проговорил Синфьотли с удовлетворением.
Несколько асиров наблюдали за этой сценой. В толпе послышались смешки и советы.
– Научи его покорности, Синфьотли!
– крикнул один из них, рыжий толстяк с бородой, заплетенной в пышную косу.
– Сверни его в бараний рог! Нечего этому щенку клацать зубами!
– Напрасно ты смеешься, Торир, - нарочито
– Видишь, Синфьотли поймал жениха для своей маленькой дочери. Конечно, тут всякий будет лязгать зубами. Сейчас он накинет на беднягу аркан и потащит женить.
Взрыв хохота, последовавший за этой ядовитой репликой, заставил Синфьотли побелеть от гнева.
– Потише, Сверчок Арнульф, - проговорил он с угрозой в голосе. Иначе я выпущу на снег твои кишки и скажу, что так и было.
– Ха! Что тебя рассердило, Синфьотли? Всем известно, что твоя дочь никогда не выйдет замуж, ведь она глухая, как бревно. Разве это новость?
Синфьотли заскрежетал зубами. Никто не успел остановить его, так мгновенно выхватил он из-за пояса кинжал и метнул в насмешника. От злости и волнения асир промахнулся, и клинок, глухо стукнув, вонзился в волокуши за спиной Арнульфа.
Наступила тишина. Асиры расступились, и Синфьотли, все еще дрожащий от гнева, увидел рукоять своего кинжала, украшенную красным камнем, торчащей из мехового плаща, в который было завернуто тело Сигмунда.
– Дурной знак, - в общем молчании произнес рыжий Торир.
– Ты второй раз убил своего брата, Синфьотли.
Киммериец следил за происходящим неподвижным взглядом, и в его ледяных глазах застыла терпеливая, звериная ненависть.
1
Мальчика-киммерийца звали Конан. Несмотря на свой юный возраст, он успел уже побывать во многих сражениях, принял участие не в одном разбойничьем набеге и постепенно превратился в довольно опасного противника. Он был высок и хорошо сложен. Ему было известно, что мать родила его на поле битвы. И теперь, пятнадцать лет спустя, юноша был готов без колебаний расстаться с подаренной ему богами жизнью на таком же кровавом поле брани. Но судьба зло подшутила над ним, распорядившись иначе. Тот, кого Конан избрал своим последним противником, не стал убивать уставшего и ослабевшего от ран воина - легкую добычу, - а вместо этого взял его в плен и обратил в раба.
Со связанными руками и веревкой на шее Конан брел по снегу следом за волокушами, на которых асиры везли своих раненых и тело Сигмунда. Еще двое пленников угрюмо ступали рядом. Один из них был Конану хорошо знаком Тилен, старше Конана всего на два года, давний его товарищ. Конан презирал их за то, что они позволили асирам захватить себя. Но куда пуще жег его стыд. Почему желтоусый не убил его? Конан не хотел жить побежденным. Он выбрал смерть и теперь всем своим существом протестовал против той жалкой участи, которую ему пытались навязать. Кусая губы в кровь, он снова и снова вызывал в своей памяти то мгновение, когда чужие пальцы ухватили его за волосы, а он, Конан, бессильно простертый лицом вниз на снегу, ничего не мог сделать против ненавистного асира, навалившегося, как
На привале Синфьотли осмотрел раны своего пленника, смазал их вонючим бараньим жиром и перевязал куском серого полотна. Ни благодарности, ни простой признательности за заботу асир от Конана не увидел. Ему пришлось связать руки юноши за спиной, стянув узел на локтях, и засунуть ему в рот рукавицу, чтобы тот не кусался. Только после этого Синфьотли удалось спокойно заняться ранами киммерийца, из которых одна, едва не задевшая легкое, была довольно серьезной. Полный нескрываемой ненависти взгляд неотступно следовал за асиром, пока тот оставался в поле зрения Конана. Синфьотли это не слишком беспокоило.
Наоборот. Чем более яростным казался мальчишка сейчас, тем лучше будет он выглядеть на гладиаторских боях в Халога, а его победы на арене (Синфьотли не сомневался в том, что они будут блистательными и кровавыми) принесут хозяину юноши немало золота.
Золото. Приданое для дочери, для Соль, у которой такие прекрасные золотые волосы. Девочка родилась глухонемой, а мать ее умерла в родах. Оба брата, и Сигмунд и Синфьотли, так и не смогли избавиться от нежности к этому хрупкому существу. Они понимали, что нужно бы жениться на крепкой молодой женщине, которая нарожала бы им здоровых сыновей. Оба они могли, не дрогнув, зарезать беспомощного пленника; им случалось добивать раненых, убивать стариков, насиловать женщин, но маленькая Соль вызывала у них странное, трепетное чувство. Сейчас ей шел четырнадцатый год.
Резким движением Синфьотли выдернул рукавицу изо рта киммерийца и сунул ему кусок вяленой рыбы. Тот выплюнул еду на снег. Синфьотли подобрал рыбу, подошел к киммерийцу вплотную и, глядя в пылающие синие глаза пленника, негромко проговорил:
– Ешь.
Конан сипло засмеялся прямо асиру в лицо. Когда Синфьотли отвернулся, юноша наклонил голову и начал зубами срывать повязку с раны. Увидев это, асир выругался и снова всунул пленнику кляп.
– Тебе не укротить его, Синфьотли, - сказал подошедший Торир.
– Я и не собираюсь этого делать, - огрызнулся Синфьотли.
– Эти киммерийцы упрямый народ. И к тому же дикий.
Торир усмехнулся и пригладил роскошную бороду. Его маленькие глазки окинули цепким взглядом мускулистую фигуру Конана, крепкие широкие плечи, длинные ноги.
– Хочешь выгнать его на гладиаторскую арену, а?
– Угадал.
Торир опять хмыкнул. Приблизившись к Конану - как приблизился бы к привязанному на веревку волку или молодому медведю, - асир отвел с лица юноши спутанные черные волосы и вгляделся в его черты.
– Да ты, никак, стал сражаться с малыми детьми, Синфьотли?
– сказал Торир, отворачиваясь от Конана.
– Он же совсем еще мальчик.
– В темноте было не разглядеть, - отозвался Синфьотли.
– А бился он как взрослый, можешь мне поверить, да и по сложению он уже как зрелый мужчина.
Торир по-хозяйски ощупал стальные мышцы Конана, перекатывающиеся под рваной меховой курткой, и неожиданно предложил:
– Продай его мне. Я отдам тебе часть добычи. Он принесет тебе несчастье, вот увидишь.