Песня
Шрифт:
И Василий упрямо давил на акселератор, изредка косясь на пассажира, который слишком уж часто начал курить.
"Черт с ним, пусть курит, только бы не ныл", - думал Василий. Неизвестно, от кого пошло, но в их совхозе не говорили хороший человек, плохой человек. Определяя людскую ненадежность, здесь заключали: с ним бы я на целину не поехал. Подходит этот киномеханик для целины или нет? Окончательного вывода Василий сделать так и не успел. Всматриваясь в дорогу, он совершенно забыл о доске приборов. И когда взглянул - у него похолодело внутри и тело на мгновение сделалось
Всматриваясь в дорогу, он чувствовал, как покрывается испариной лоб. Тугой струной звенело: "Как же так...
как же так". Медленно перевел скорость в нейтральное положение и снял ногу с педали.
Сергей коротко спросил:
– Засели?
– Горючее кончается.
– Василий расслабленно откинулся на спинку сиденья. Почувствовал, как сильно устал за последние час-полтора. Грудь болела, руки и спина затекли. Он ждал, что пассажир начнет ругаться.
И будет прав. Во всем виноват он, Василий. Знал, что горючего полбака, и поленился заправиться в райцентре. А потом не захотел вернуться. Кого удивил... Во время бурана остановиться в степи. Да за это не только ругать надо.
Мотор тихо гудел, и машина мелко дрожала. В степи тонко и противно выл ветер. По кабине сухо барабанили снежинки. Казалось, что кто-то стучит костяшками пальцев. Сергей курил и молчал. Потом, очень тщательно потушив окурок, скорее с любопытством, чем с беспокойством, спросил:
– Делать-то что будем?
Василий пожал плечами. Несколько секунд опять молчали. Вдруг Василий вполголоса запел:
Едем мы, друзья, В дальние края...
– Слушай, друг, ты мне эту чертовщину брось!
– Чего, песню?
– Это, по-твоему, песня...
– Мне, например, нравится. Когда мы в палатках жили...
– Что ты палатками козыряешь. Я бы тоже жил, если бы послали. В общем, ты ее не заводи. Не переношу. Чем ее петь, лучше "ура" кричать не переставая.
– Я под эту песню из дома уезжал.
– И я под нее. Из-под каждой подворотни горланили. Давай-ка вот лучше решим, что делать будем.
– Придется утра ждать.
– До утра загнемся десять раз.
– Главное не загнуться первый, остальные девять пустяки.
Василию тоже было не по себе. Но Сергей не хотел и не мог с этим считаться. Его возбуждала мысль, что этот парень, совсем еще мальчуган, имеет перед ним неоспоримые преимущества. Он знает палатки - он жил в них, было ему трудно, и однажды он сплоховал. Но и для того, чтобы сплоховать, у него был повод. А вот у Сергея ничего не было. Ехал на целину, а приехал в райцентр киномехаником. И ему порой было трудно, по-обычному, как всем, и никогда не приходилось выбирать - уйти или остаться. Он знал, что то неприятное, что с ним случалось, случалось ненадолго и скоро все образуется. А поэтому надо только немного потерпеть.
У Сергея никогда не возникало чувства острой разницы между собой и другими, теми, о которых писали в газетах, на которых звали равняться. Иногда появлялась мысль, что он сделал что-то не так, как должен был сделать. Но он тут же убеждал себя, что
Впрочем, соглашался он и после, когда сомневался в том, правильно ли поступил. А соглашаться было тем легче, что никто его, собственно, и не обвинял. На своем месте он делал свое дело, такое же обязательное, как и все остальные дела. Так что оправдываться ему нужно было только перед собой и убеждать только себя. А в таких случаях компромиссное решение, как известно, приходит особенно легко.
В райцентре оставили некоторых приезжих. Из них Сергей особенно подружился с земляками-смоленцами:
электриком Колькой Стаховым и пимокатом Гришкой Черновым. Однажды Гришка сказал, что им не повезло:
"Ни сказок про нас не расскажут, ни песен про нас не споют". Колька возразил, что не так страшен черт, как его малюют. Об этих новоселах много шумят, а в жизни все обстоит гораздо проще и легче. Смотри-ка ты, даже и песню сложили: "Едем мы, друзья..." Оттого, что они не имели на нее права, и оттого, что на душе все-таки было нескладно и мутно, друзья дружно стали ругать песню. И вот сейчас, в самых неуместных обстоятельствах, - она.
Василий завозился и, неловко двинувшись, задел локтем Сергея. "За папиросами полез", - подумал Сергей. И в самом деле, через несколько секунд Василий щелкнул портсигаром, предложил:
– Закуривай.
Сергей нашарил в темноте папиросу. Прикуривали каждый от своей спички. На минуту в кабине стало светло. В оранжевом свете Сергею показалось, что у Василия дрожит подбородок. Это неожиданно развеселило его, и он удовлетворенно усмехнулся. Некоторое время в темноте подрагивали огоньки папирос. Чудилось, что они качаются в воздухе, самостоятельно совершая равномерные движения вниз - вверх, вниз - вверх.
Сергей следил за отражением огоньков в ветровом стекле и старательно гнал мысль о беде. Но, помимо его воли, приходили примеры, которые в таких случаях не заставляют себя ждать. Прошлой зимой замерз колхозный счетовод. Поехал на станцию встречать брата, попал в буран. На следующий день лошадь вернулась одна. А счетовода нашли только весной в Самойловском логу. Верно говорят, что на лошадь надо полагаться, она сама вывезет. Но уж если с лошадью в буран встанешь - конец. Там не согреешься. Машина лучше - в ней тепло. Снаружи вон как воет, а здесь тихо, уютно даже. Сергей на минуту задержал дыхание, прислушиваясь к ровному шуму мотора. Только бы бензина хватило. Чуть нагнувшись, Сергей покосился на доску приборов. У самого края подрагивала и замирала тонкая стрелка.