Пестрый камень
Шрифт:
Я почти сдалась. И хотя он говорил мне однажды, что почувствует себя полностью человеком, когда будет не один, а со мной, я знаю, что такого человека уже не встречу, это не повторяется. Думаю о нем беспрерывно, замкнув все на этом. Остался сделанный им кинжал, красивые подставки для цветов, заштопанный стул, прожженный табаком во время его проживания здесь, когда я была на Кубе. Иногда заведу пластинку, под которую он любил танцевать с Маринкой, и почти зримо вижу почему-то не лицо Валерия, даже не фигуру, а небольшие его ноги в серых носках, как-то очень забавно, на свой лад выделывающие смешные коленца. И походка его у меня в глазах. Вот он идет по ошскому асфальту, наклонив голову вперед и чуть ссутулившись, как под рюкзаком, и ноги ставит слишком плотно, будто берет гору.
Ребята так и сидят на Чаар-Таше. Судя по их радиограммам в управление, новостей нет. Спускаться им категорически запретили. Через полмесяца туда попытается пробиться Карим Алиханов, друг Валерия. Его назначили начальником станции Чаар-Таш, а жену и детей он пока отправил к своим в село. Большая поисковая партия с милиционером, следователем, врачом-экспертом собирается на Чаар-Таш.
Обстоятельства исчезновения Валерия таковы. Он вышел в метель встречать своих кубанцев. Ребята к ночи вернулись на станцию, а его не было. Весь следующий день они лазили по перевалу, потом радировали в Ош и Фрунзе. Все еще не верится, что Валерий оказался побежденным, пусть даже самой природой.
Дорогая Наташа. Пишет Вам Поля Алиханова. Я получила письмо от Карима. Он сообщил о том, что Валерия нашли под снегом недалеко от станции. Ружье было переломлено и заряжено, а две пустые гильзы лежали рядом. Значит, он стрелял. На нем был свитер и штормовка. Карим пишет, что Валерий не мог заблудиться, он шел на ветер, к станции, но, наверно, выбился из сил. Он знал, что погибает, успел поставить лыжу, чтоб его легче было найти, и теперь конец ее обтаял.
Горе я переживаю вместе с Вами. Вся наша семья очень его любила, и старшие дети говорят сейчас мне: "Мама, как жалко дядю Валеру". Только я очень удивилась, что он находился так близко от станции и замерз. Ведь он же был закаленный, обтирался снегом, никогда не простужался. На Ачисайке ходил зимой по сыртам при 35-40ь без шапки и в лыжном костюме, только поддевал свитер. Может, его схватил сердечный приступ, аппендицит или какая другая болезнь?
Как он мечтал устроить свою жизнь! У него были золотые руки, не брезгали никакой работой. Сколько он на Ачысайке сделал хорошего! Сейчас люди, поди, живут, пользуются погребом и не знают, что его рыл Валерка Белугин. Бывало, и дров наколет, и воды принесет, и никогда его я не просила, все сам. А соседям проводку делал, приемники чинил, печи замазывал, старым киргизкам воду подносил зимой, их мужья не поворачиваются.
Когда я приехала на Ачисайку с детьми, то не Карим, а Валерка прибил на всех дверях рейки, потому что дети не доставали до ручек. Ребят он любил, приносил им всегда подарки снизу, и Ваша дочка вам бы никогда не помешала. Он, правда, иногда выпивал, но пьяный никогда никому не нагрубил, не споткнулся и, главное, не продавал человека за сто грамм.
Валерий очень любил крепкий чай первой заварки. Питались мы коллективно, и после чего-нибудь мясного (мяса у нас много было) мы с ним сядем, бывало, и вдвоем трехлитровый чайник выпьем, Валерка называл это "вымывать стронций 90". Карим смеялся над нами, а мы пьем себе да пьем. До полночи сидим, и Валера возьмется смешные анекдоты рассказывать или разные случаи из жизни. Иногда мы с Каримом поссоримся, а Валера нас незаметно мирит, даже не знаю как. Вот такие люди и умирают не вовремя.
Вся наша семья разделяет с Вами горе. Когда я приеду в Ош, то найду Вас, и мы еще поговорим о Валерке.
...Что тут напоминает Валерия Николаевича Белугина? Все его бумаги и вещи забрала комиссия. Остались только песенники да тетради, аккуратно обернутые газетами, и еще учебники за десятый класс. Гитара тоже осталась. Мы все это храним. Под стеклом лежит написанный рукой Белугина "Перечень ежедневных работ дежурного радиста наблюдателя", а на стене в рамке "Порядок производственных наблюдений". Он был очень аккуратный и правильно требовал того же с нас. В складе стоят его любимые эстонские лыжи, а на мачте ветродвигателя мы повесили его красную майку. Да и многое другое напоминает о нем: каменка в бане, библиотека, которую он привел в порядок, агрегатная в новой планировке, надпись на стене. У нас тут такой обычай: с 1957 года каждый выжигает на южной стороне станции свою фамилию и время, когда он зимовал. Для выжигания мы используем стеклянный шар из старого прибора для определения солнечной активности. Приложишь его к стене - и под ним сразу задымится. Мы выжгли о Валерии Белугине большую надпись. А недавно под руководством Карима Алиханова мы прикатили на могилу большой пестрый камень, вкопали и забетонировали рельс, к которому примотали ротор от списанного движка.
1969