Пьесы и пьески
Шрифт:
Она – Первому:
– Пинг.
Первый облегченно – Второму:
– Понг.
Второй облегченно – Ей:
– Пинг.
Она – Первому:
– Понг.
Первый – Второму:
– Пинг.
Второй – Ей:
– Понг.
Она – Первому:
– Пинг.
Первый – Второму:
– Понг.
Второй – Ей:
– Пинг.
Она – Первому:
– Понг.
Первый – Второму:
– Пинг.
Второй – Ей:
– Понг.
…
МАЛЕНЬКИЙ АВТОМОБИЛЬ ДЛЯ ОДИНОКОЙ ЖЕЩИНЫ
Женщина встает
– Ну что ты встал? Что ты встал посредине дороги? Не мог как все порядочные доехать до дома, припарковаться, где следует, и потом уже заглохнуть? Молчишь… Я знаю, что ты хочешь сказать: «Не смог. Уже не мальчик. Годы дают знать. Нужен техосмотр, профилактика… Вовремя!» Да, я замоталась. Да, обещала залить масла. В этот твой прожорливый картер… И почистить свечи специальным средством… И показать настоящему классному механику… Но мне было некогда… Ты должен меня понять – не-ко-гда… Пойми, ну пойми. Ты же всегда понимал меня. Ну же, хороший мой. Ты же можешь, когда хочешь. (Снова садится за руль, пытается завести автомобиль. Ничего не получается, она вновь встает с водительского сидения, пинает автомобиль) Все вы такие. Только о себе, о себе. Тут болит, тут свербит – с места тронуться не могут. (Снова обходит вокруг автомобиля) Нет, ты не как все. Ты хуже. Ты – дрянь. Ты – неудачник. Старая, ни на что не годная развалюха… Ну, посмотри на себя. Подвеска (очерчивает рукой на себе как бы увеличенный живот) провисла до асфальта. (Указывает пальцем на колеса) Покрышки лысые. Сам (проводит пальцем по корпусу) грязный. (Принюхивается) От тебя же воняет. Ты когда последний раз мылся? (Плюет на какое-то пятно, протирает платочком) Горе мое…
Она отходит в сторону, садится на корточки:
– Ну что, что мне делать? Ты же давным-давно должен был понять: я – женщина. Я не могу тащить тебя на себе, толкать тебя. У меня для этого нет ни сил, ни желания. Это твоя обязанность – заботиться обо мне, быть всегда под рукой, под ногой, слушаться, повиноваться. Кротко и молчаливо… (Встает и выставляет в сторону автомобиля руку) Да-да, молчать ты умеешь. И всегда некстати. Ну, скажи что-нибудь. Скажи. Всю жизнь отмалчиваешься. (вздыхает) Хоть раз бы от тебя услышать:
– Дорогая, любимая, присядь ко мне, пристегни ремни и расслабься… Я повезу тебя на край земли… Мы проедем через ближние и дальние страны. Через маленькие деревни (иногда) и через большие, большие города. По главным улицам Парижа, Рима, Москвы, Вены… На мне – лучшие наряды. На открытой шее – настоящие бриллианты. Ветер раздувает локоны и шелка. На тротуарах тысячи мужчин сначала каменеют, а потом кланяются, кланяются. Посылают воздушные поцелуи, осыпают флоксами и орхидеями, приглашениями на шикарные ужины и завтраки. Но я несусь мимо. (Подходит к автомобилю и берет его под воображаемую руку) Я только твоя. Как они все завидуют тебе. (Бьет кулаком по крыше автомобиля) Заводись же, старый пердун.
Качает головой, выворачивает на себя боковое зеркало, смотрится:
– А я-то, я еще ничего. Я еще не раскарячиваюсь посредине улицы, как некоторые. Да, есть морщины. (Указывает пальцем) Тут и тут. Но это мелочи. Вечером даже очень незаметно. А какие у меня глаза. Обрати внимание (вертит зеркало). А какая талия…И грудь еще вполне… А ножки… Ты же не хочешь, чтоб им пришлось топать по грязной улице, по собачим какашкам. Чтоб какая-нибудь мразь наступила на эти хрупкие пальчики. Чтоб с каждым шагом мои ноженьки все больше уставали, отекали. Чтоб на них вылазили эти чертовы вены – они и так прут… (отворачивает зеркало и отходит от автомобиля) Говорила мне мама: «Не туда смотришь». Зачем тебе этот маленький, оглядись внимательно – вокруг полно шикарных типов. И подруги туда же: «Посмотри на того, посмотри на этого»… А тот «хэчбэк» так уставился на меня тогда. И «купе», «купе» что стоял рядом с тобой на распродаже…
На распродаже… Но он был ничего. Еще очень даже ничего. А я выбрала тебя. Думала, ты будешь мне благодарен всю жизнь. За то, что заметила, оценила там в тебе что-то (снова обходит автомобиль): систему зажигания, скорость, амортизаторы, ремни безопасности, зеркало заднего вида, наконец…
Ну, что ты смотришь на меня подбитой фарой? Да, я виновата. Да, подрезала эту выскочку на светофоре. Но она нарушила правила и так нагло обошла меня на повороте. Вот мне и пришлось на тебя (как бы давит на педаль газа) немного надавить. Но ты справился, ты обошел ее. Ценой… (вздрагивает, хватается за глаз, морщится) Ты пострадал. За меня. За меня, мой маленький герой… Я залепила твои трещины лейкопластырем. И обещала поменять фару. Я поменяю, поменяю. Я сдержу слово. Вот только довези меня до дома, и я сразу же позвоню механику. И он тебя всего осмотрит. И снизу и сверху. И все поменяет: фару, бензопровод, карбюратор… И подкрутит где надо, и смажет… И у нас все будет, как в первый раз. (Бросает
Она вздыхает и разводит руками:
– Да, я люблю тебя. Да, с того первого взгляда на распродаже. Я лишь увидела ценник и тут же влюбилась. А потом долго ходила вокруг да около. Готовилась к нашей первой встрече, «тет-а-тет». Не смейся – я читала специальную литературу. Запоминала, что тебе нравится, а что ты на дух не переносишь. Что не трогать ни в коем случае, а на что можно и даже нужно давить. (Потрясает головой) О, ты был невероятен. Ты просто потряс меня. Такой маленький, а вел себя как гигант, как монстр автострады. И при этом потреблял так мало. И еще: не брезглив, неприхотлив – тебе не надо было искать специальных масел, покупать дорогой бензин, втирать каждый день мастику.
Она закладывает руки за спину и довольно прогуливается от автомобиля и обратно:
– Да, да, да… Это были самые счастливые месяцы в моей жизни. Я изучала тебя по миллиметру. Я могла часами быть с тобой. Вдвоем… Мы сливались в одно целое и летели, летели в утро, в день, в ночь…
Постепенно с ее лица сходит восторг, на смену ему приходит мученическое выражение:
– Ну, заведешься ты или нет. Раньше лишь только я касалась тебя, ты тут же заводился. И трепетал, и урчал, и рычал. А теперь хоть ругай тебя, хоть бей… Ну, давай же, если не как в молодости, то так как в зрелом возрасте: не быстро, но зато с осознанным удовольствием…(ласково смотрит на него) Ну, давай, ласковый мой, заводись… (Нежно гладит автомобиль) Ну же, я чувствую, чувствую, как твой аккумулятор набирается сил. Давай. Ты сможешь, сможешь. (Садится за руль, гладит его, одновременно поворачивая ключ зажигания) Сейчас проскочит искра… Так, так, так… Браво, браво… Завелся… Ах, ты проказник… Ах, шалун… И откуда только силы берутся… (нажимает ногой на газ) Ну, поехали, мой милый… Ну, пошел…
ВОЗДУШНЫЕ ШАРИКИ
Вера,
Генрих,
Гоша,
Коля,
бабушка Веры,
мама Веры,
отец Веры.
Большая комната, слева дверь, в глубине сцены окно. В кресле спит всхрапывающая временами бабушка. У нее в руке ниточки от связки разноцветных воздушных шариков. Рядом с креслом клюка. На стене возле двери висит огромный паяльник. В дверь входит Вера в сером невзрачном платье до пят, приближается к шарикам:
– Вот они, мои милые, красивые. (Вытягивает ниточки из рук бабушки. Ходит с шариками по сцене, любуется ими. Останавливается возле края сцены, откашливается, обращается к публике) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…» (Обращается к бабушке) Ну, как бабушка? Получается? (Подходит к бабушке. Та продолжает спать. Вера кивает) Ты не слышишь меня… А если бы слышала, то сказала бы: «Получается, внученька, получается». (вздыхает и гладит бабушку по голове) Спи, моя милая бабушка. А я должна идти. Я посмотрела – уже светает. Хотя… (прислушивается) еще же не было первого гудка. Правда, не было. Значит у завода еще пусто. Там никого нет. Слишком рано. А мне не терпится. И ждать невмоготу… Тогда, тогда я еще раз повторю. (Подходит к краю сцены, предлагает зрителям) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…»