Пьесы и тексты. Том 2

Угаров Михаил Юрьевич

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА наливает по рюмочке красного вина.

За вечный порядок выпить хочу. Не разделяешь – не пей!

Пауза.

НАТАША подставила рюмочку к глазу, другой прищурила.

НАТАША. Ты, Ольга Даниловна, как будто у меня здесь в аквариуме. Рыбина красноперая.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА поднимает рюмочку.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Вот когда мы Крым брали, я все думала: ну почему ж оно – черное? Оно красное. Ей-богу, красное!.. Хлеба нет. Заесть

нечем. Лизка, девка глупая, говорила ведь – сбегай, прикупи. Обещалась. Да обманула.

ЛИЗКА. Не обманывала я. Забыла.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Обманула, обманула.

ЛИЗКА. Не обманывала я. Я все думала: вот побегу, вот побегу. А потом куколку варить стала.

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА. Хлеба нет – жаль. (Выпивает, стонет.) Ой! По крови пошло, по всем заулочкам. Сейчас до сердца дойдет. Бац! – и нет старушки. (Ждет.) Нет, приняло. Не отказалось. Потеплела я вся, помягчала.

Склоняет голову и засыпает.

Тишина.

НАТАША. Ты бы спела, Лизонька. А то скучно.

ЛИЗКА. Я бы спела. Да что?

НАТАША. Да хоть что. Какая разница?

Засыпает.

(Открывает один глаз.) Лизка! За огнем следи!.. Мы сейчас, скоро вернемся.

Темнеет. Спутались очертания всех предметов. Лишь огни на плите светят синим пламенем.

ЛИЗКА (шепчет). Хлеба им не купила. Забыла! Вовсе не обманывала я.

Горят синие огни. Стонут в томлении кастрюльки.

Занавес.

Пьеса третья. Шишел-вышел

Действующие лица

ПАВЛА.

ШУРА.

ВАСЬКА.

Кухонька моя… Так сказано не потому, что она мала, а потому, что я ее люблю… Кухонька не мала. Просто заставлена черт-те чем – не протиснуться. Все в ней вверх дном. Видно, съезжать надумали: полбарахла собрали и в тюки повязали, а половину – так бросили.

За столом сидит ПАВЛА, она в беленьком платочке, повязанном вокруг головы. На другом конце – печальный ВАСЬКА пьет молоко и плюется пенками.

ПАВЛА. Говорит Москва! Московское время – двадцать три часа, то есть по-русски: одиннадцать, двенадцатый пошел. Как была молода, слыхала я песню «Катюшу», с тех пор не сплю, не ем, еще раз услышать обожаю. Отыщите ее в ваших шкапах и заведите ее для меня. Выполняем! (Расплакалась.) А вдруг она не придет?

ВАСЬКА. Как это – не придет?

ПАВЛА. А передумает, вот как.

ВАСЬКА. Хоть бы не пришла.

ПАВЛА. Обещалась. Жди, говорит, Павла, как одиннадцать трахать начнет – я на твоем пороге.

ВАСЬКА. Одиннадцать не трахает, из ума выжила. В двенадцать трахают. С песнею. А про одиннадцать – только словами.

ПАВЛА. А ее нет. Хоть бы не

пришла.

Грохот тазов и цинковых корыт. Из-за шкафа-гардероба появляется ШУРА. У нее авоська с яблоками, а под мышкой – картонная коробка из-под ботинок.

ШУРА (кричит). Яблоки! В рубель сорок!

ПАВЛА (радостно). А я за счетчик заплатила!

ШУРА. Вот глупая! Зачем это – за счетчик платить? Баловство это!

ПАВЛА. А как же?

ШУРА. Хватит. Отплатились. Пускай теперь другие платят!

ПАВЛА. Соседям платить пришлось бы. Они обо мне плохо подумают.

ШУРА. К людям зубами стоять надо! Я когда в трамвае ему, народ в углу от меня хоронится – считай, поработала старушка локтями. А кто с книжкой – так прямо по очкам. Невзначай, конечно, извинившись, – не дикари же мы!

ПАВЛА (смеясь). Зачем ты, Шура, на себя наговариваешь? Ты в магазине что почем – уж переспросить не посмеешь. А сейчас говоришь, что, мол, – по очкам! Не люблю я, когда выхаживаются.

Молчание.

ШУРА (вздохнув). Зато я сегодня в ванне так намылась. У соседки весь шампунь извела, ничего ей не оставила. Праздновала.

ПАВЛА. А та что?

ШУРА. А та не видала.

ПАВЛА. Увидит.

ШУРА. Увидит. Теперь мне туда возврата нет.

Пауза.

ПАВЛА. Купила яблок?

ШУРА. В рубель сорок яблоки.

ПАВЛА. И – что?

ШУРА. И – ничего.

Пауза.

Я, видишь, в газовом платочке сегодня вышла. А они трясут мордами, по кассам своим сидючи, хохочут. Магазинские. А я им говорю – я в Крым нынче, девушки, уезжаю! Вот так. Озлобились. Как застучат по своим кассам, как чеки заобрывают – ужас как!

Пауза.

ВАСЬКА. Крым. На Черном море стоит.

ШУРА. Сегодня, говорю, и отъезжаю.

ПАВЛА. В Крым.

Пауза.

ПАВЛА развязывает платочек на голове, а под ним – бигуди. Она их снимает, расправляя жидкие кудельки. Медленно, один за другим, бросает бигуди в мусорное ведро, стоящее посреди кухни.

Я в горошек надену, ничего? Крепдешиновое. Ты-то в чем будешь?

ШУРА. В этом.

ПАВЛА. Ага! Я, значит, в крепдешине, а ты, значит, в этом? Не надо, Шура, выхаживаться, очень тебя прошу, не надо.

ШУРА. А кто выхаживается-то? В крепдешиновом, главно-дело.

ПАВЛА накладывает на лицо бумажки с вырезанными контурами бровей. Мажет черной краской.

ПАВЛА. Со второго этажа. Эта. Померла. Очень тяжело, говорят, помирала, не дай Бог. Так кричала, так кричала. Соседи уж жаловаться хотели.

ШУРА. Куда?

ПАВЛА. В партию.

ШУРА. Пожаловались?

ПАВЛА. Не успели. Поесть попросила, съела все, что в доме было, – крикнула, что есть мочи, и…

Пауза.