с легким шумом падают на пол. Черную жесткую гриву отбрасывает она за спину.
(Гортанным голосом.) Московское время – ноль часов.
ШУРА (сиплым). Полночь.
ПАВЛА. Идем!
ШУРА. Идем.
Долго они смотрят на спящего ВАСЬКУ и, как бы нехотя, лениво выгибаясь, встают из-за стола.
Стой!
ПАВЛА. Ну что еще?
ШУРА. Жрать охота.
ПАВЛА. Успеешь.
Идут.
ШУРА. Стой!
ПАВЛА. Что?
ШУРА присвистнула.
ШУРА. Как же я теперь бегать-то стану?
ПАВЛА. А что?
ШУРА. Так грудь! Мешает. Неудобно это.
Вскакивают в гардероб и прикрывают за собой скрипучие его дверки.
Но тут же распахивает их ШУРА.
Стой!
ПАВЛА. Что?
ШУРА. Фамилию вспомнила. Все вертелось: Петренко, Сидоренко. Вспомнила. Михальченко!
Стремительно исчезают в темноте.
Тишина.
Вздрогнувший ВАСЬКА поднимает голову, таращит глаза. Видя, что кухонька пуста и темна, он пугается, но не плачет. Вытягивает руки, катает по столу яблоки.
ВАСЬКА. Свечами они пахнут, вот что.
Вот и опустела кухонька моя… Как-то особенно стало тесно в ней сейчас. Все друг к другу придвинуто, все шкафы и гардеробы друг к дружке жмутся.
Кто-то вздохнул в гардеробе. Чиркнула спичка, изнутри засветились все его щели. Прикуривает кто-то… Дунул на спичку, и щели погасли. Осталась только красная точка папиросы.
В тот короткий миг, когда вспыхнула и погасла спичка, мельком видели мы привалившихся старух, глубоко спящих в покойных позах.
…Ничего не видать.
Занавес.
1990, редакция 1998
Правописание по гроту
Михаил Угаров
Пьеса в трех частях
Действующие лица
ЮВЕНАЛИЙ,
подростки.
ЛЮБОЧКА,
ЛЕОНИД, старший брат.
МАМОЧКА.
Действие происходит в конце прошлого века в маленьком городке.
…Потолки были так высоки – в два света, – что решено
было построить антресоли. Еще до самого построения антресоли эти много раз были расчерчены и в уме, и в воздухе, и по стенам, вид сверху, вид снизу, прямо и в разрезе… Видимо, тут и закралась та ошибка, о которой пойдет речь впереди. Еще в умственном начертании закралась она и ждала своего часа. Антресоли эти страшно скрипели, вернее, не сами они, а лестница, что вела на них. Ничего нельзя было с нею поделать. Как ни старели и ни ссыхались, прилаживаясь друг к другу, ступени, скрип оставался неизменным, ужасным и неестественным…
Внизу – большой обеденный стол с венскими стульями вокруг него. Угловая кафельная печь, узкая и белая. А вверху на полуярусе, отделенном перилами, – узкий шкафчик, письменный стол, на нем глобус и подсвечник со свечой. А по стене развернута карта двух полушарий.
Часть первая
Вечер. Он – наверху, она – внизу.
ЛЮБОЧКА. Ну вот, ты же умненький, смотри еще раз. Я специально для некоторых показываю. Свеча стояла во-он там, на столе. Стояла и горела. Характерно что? Характерно, что под самым глобусом. Глобус – он бумажный. Ты знал об этом?
ЮВЕНАЛИЙ. Об чем?
ЛЮБОЧКА. Об том, что он бумажный на самом деле?
ЮВЕНАЛИЙ. Нет. Он не бумажный. Он – папье-маше, факт.
ЛЮБОЧКА. Глобус – бумажный. Свеча – горела. Бабулюшка это увидела. И решила подняться. Чтоб загасить свечу.
Подошла к лестнице.
ЮВЕНАЛИЙ (отскочив от перил, выкрикивает). Правда, что у тебя растут титьки? Леонид сказал, что скоро ты станешь теткой!..
ЛЮБОЧКА (задохнулась). Скотина! Хам! Сейчас я буду тебя пытать!
ЮВЕНАЛИЙ. Я спихну тебя ногой с самого верху!
ЛЮБОЧКА (решительно). А это мы еще посмотрим!
ЮВЕНАЛИЙ (кричит). А что смотреть? Не надо, увольте. Леонид смотрел, а я ему верю…