Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер

Осборн Джон

Феба. Что значит «ничего страшного»!

Арчи. Мик не будет против.

Феба. Зато я против! Я не хочу, чтобы он на кухню ходил. Скажи ему, чтобы не лазил туда. Пусть ничего особенного, пусть не моя кухня, но я против! — Зачем вам туда ходить?

Билли. Я поинтересовался…

Феба. Зачем туда ходить? Он не для вас предназначался. И что это вообще такое? Что я, не кормлю вас? Или вы думаете, что за ваши деньги вам все можно? Тогда давайте больше.

Арчи. Феба, забудь!

Феба. Не хочу! Я никогда ничего не забываю. Не забываю, даже когда ты забываешь.

Арчи. Другой купим.

Феба.

Ах, он другой купит! Какой богач! Такой он имеет успех! Что там крохотный тортик, мы дюжину закажем. Этот торт я купила, он тридцать шиллингов стоил, он для Мика, к его приезду. Я ему хотела сделать приятное, он и так там натерпелся. А эта чертова жадина, эта старая свинья, прорва ненасытная, пошел и ручищами своими влез туда. (Не в силах это перенести она ударяется в слезы.)

Билли(стоит пристыженный и глубоко оскорбленный ее словами, хотя и понимает смутно состояние Фебы. Ставит на стол стакан, кладет сигареты). Прости, Джин. (Идет к своей комнате через всю сцену и выходит.)

Феба. Арчи, а сегодня ты никого не приведешь?

Арчи. Судя по всему, он сегодня хватил лишку и ему море по колено. Дай ему бог здоровья. Нет, никто сегодня не придет.

Феба. Арчи, прости. Пожалуйста, прости…

Арчи. Хотя не могу сказать, что не жалею об этом. Сама понимаешь. Давай, родная, возьми себя в руки. Так уже давно надо было сделать. Взять себя в руки. (Поет.) Возьмем себя мы в руки, в руки, в руки. Возьмем себя мы в руки — и все дела!

Фрэнк. Верно, ребята, мы британцы!

Арчи. Все так делают. Предельно просто. Мне неплохо удавалось в свое время. И братец Билл учил тому же. А сейчас нальем и будем счастливы. Может, за Мика выпьем?

Фрэнк. Да, за Мика! Не хмурь брови, Джин, ты прекрасно знаешь, чего от кого ожидать.

Джин. Ты думаешь?

Арчи. Не важно. А с какой стати она должна знать, как сказала бы Феба? Мы самую малость перебрали, а это значит, что мы еще дальше отступили от человеческого разумения, чем обычно. (К Фрэнку.) Разве я не прав, котельная твоя душа? Пари держу, в той больнице все пациенты замерзли до смерти — зато он сэкономил министерству здравоохранения тысячи.

Фрэнк(к Фебе). Ну, лучше сейчас?

Феба. Джин, наверно, не хочет со всеми выпить. А знаете почему?

Арчи. Почему?

Феба. Потому что он ей, по-моему, не нравится. По-моему, не любит она Мика.

Арчи. А почему она должна его любить? Но это ее не остановит. И меня тоже. Фрэнк, пойди поговори со стариком и приведи его обратно. (Пересекает сцену к правому просцениуму.) Постараемся хоть раз стать нормальными и притворимся, что мы счастливая, респектабельная, приличная семья. Ради Мика. Мне кажется, ему бы это понравилось. Уверен, он думает, что мы кошмарные люди. Хуже его арабов. Не волнуйся, Джин, тебе еще недолго терпеть, скоро освободишься, как Мик. Мы как раз собрались в его честь. Феба, почему бы тебе не станцевать? (Это предложение вносится все в той же небрежной и одновременно отработанной манере.) Она чудесно танцует, правда, бедная моя крошка? Она еще исторгнет из меня слезу. Посмотрим. Посмотрим. А ну-ка, Фрэнк, запевай свою песню.

Джин. Не пойму даже, что я чувствую и вообще чувствую ли хоть что-нибудь.

Арчи. Не важно, милочка. У меня такое годами длится. Вы давно уже умерли, миссис Мэрфи, давайте лучше выпьем. Мик-солдатик возвратится под родной кров, надо это вспрыснуть!

Занавес

Седьмой номер

Музыка. Арчи встает — лицо в широкой улыбке, но глаза мертвые. Изредка на мгновение он дает понять, что сам удивлен, оказавшись на эстраде.

Арчи. Слушайте! Поверите, я только что видел человека с бананами в ушах! Бананы в ушах! Я подхожу к нему и говорю: «Послушайте, у вас бананы в ушах». А он мне: «Говорите громче, не слышу, у меня бананы в ушах!» Благодарю за это бурное молчание. Вы бы знали, что Джеймс Эгейт сказал обо мне! (Отходит назад.) Но у меня осталась еще одна попытка, леди. Еще одна. Сомневаетесь? Напрасно! Во всяком случае, я не сомневаюсь. Это он сомневается! Я вам про жену не рассказывал? Нет? Моя жена — она не только глупа, не только она глупа, но и холодна. Именно холодна. Может, она и приветлива, но очень уж она холодна, моя жена. Очень. Холодна и глупа. Как дыня. Не хлопайте так громко — здание старое, может развалиться. Так я могу попытаться? Думаю — могу. Вот видите — это я, во плоти. Только я, ничего искусственного. Думаете, я реален? Так вот, ничего подобного. (Спотыкается.) Совершенно не желаю лишать вас удовольствия, которого вы так терпеливо ждете. Да, да, я сейчас буду петь. Спою вам песенку, маленькую песенку собственного сочинения. Я ее не записал еще на пластинку, так что, если понравится, скажите кому надо. Они вас не станут слушать, но вы все равно скажите. Итак, песенка под названием: «Моей девчонке не хватает воздуха, поэтому ее нужно хорошенько продуть». (Поет.)

Я такая же пичужка, Как любой из вас, друзья. Не развратник, не пьянчужка, И проста судьба моя. Я по всем статьям умерен, Точно взвешу «да» и «нет». Потому-то я уверен, Что соперников мне нет. Как славно, я нормальный, нормальный, нормальный. Как славно, я нормальный, Похож на вас на всех. Как славно, я нормальный, Похож на вас на всех, Достойный и моральный, И мне неведом грех Злодейского сомненья В пути моей страны, И лишь такие люди Стране моей нужны.

Бой барабана на соответствующий свет.

(Декламирует.)

Но если за морями Зашевелится враг, Мы знаем, что английский Наш порох не иссяк.

Оркестр играет «Земля надежды и славы».

Хоть кто-то нас хоронит — Силен британский меч.

Свет прожектора выхватывает за тюлевым занавесом обнаженную фигуру в шлеме Британии, с бульдогом и трезубцем в руках.