Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер
Шрифт:
Джин. Так он одним махом прикончил эту историю?
Арчи. Именно так. Я ведь им не сказал ни о Фебе, ни о вас. Джин. Было бы странно, если бы сказал.
Арчи. Так что, Джинни, ты не ошиблась, душечка. Уж насчет Фебы точно. Не видать бедняге Арчи тихой пристани.
Одиннадцатый номер
Арчи. Леди и джентльмены, Билли Райс не выступит сегодня. Билли Райс не выступит больше никогда. Мне бы очень хотелось спеть песенку в его честь и вместо него. Отходную. Но, увы, я не в силах. Никто не в силах. Из нас, во всяком случае. (Уходит.)
Тюлевый
Двенадцатый номер
На авансцене слева в свете рампы Арчи и брат Билл. На авансцене справа в свете рампы Джин и Грэм Додд. Брат Билл оставляет впечатление преуспевающего, очень хорошего адвоката, каковым он и является. Грэм Додд может быть точно таким же через тридцать лет, если повезет. Таких вокруг великое множество — хорошо одетых, самоуверенных, образованных, с эмоциями и воображением настолько ограниченными, что их практически не следует брать в расчет. Их отличает полная неспособность ощутить себя на месте человека, попавшего в ситуацию хоть чуть-чуть непохожую на их собственную. О внешности Грэма Додда сказать особенно нечего. Не узнать его можно лишь по причине распространенности этого типа.
Оба диалога идут независимо друг от друга, хотя и одновременно.
Грэм. Честно, Джин, я совсем не хочу тебя обидеть. То есть, может, это и обидно — так говорить, но я просто не представляю, что у тебя может быть общего с ними.
Джин. Не представляешь…
Грэм. Конечно, они тебе родные и все такое, но ведь есть предел, всему есть предел…
Арчи. Он был такой прелестный старик. Знаешь, кто это сказал? Чарли Клейн. Чарли Клейн сказал, что наш Билли был прелестнейший старик из всех, кого он знал в мюзик-холле.
Грэм. …нельзя, Джин, забывать о своей ответственности перед другими.
Арчи. И до сих пор непревзойденный. До сих пор!
Грэм. …конечно, ты с ними выросла, это все твое, но ведь есть же и другая жизнь, более значительная.
Арчи. Их были единицы. Единицы.
Джин. Прости, Грэм. Я остаюсь с Фебой. Я же сказала, я все уже решила прежде, чем уехать. Выйти за тебя я не могу, да и не хочу больше. В любом случае мне надо остаться. Без Билли Феба осталась совсем одна. Фрэнк уезжает в Канаду через пару недель…
Арчи. Джин считает, это я его убил.
Брат Билл. Ты не убил его, Арчи. Человека не так просто убить.
Джин. У нас совершенно разные представления о жизни. Даже воздух, которым мы дышим, разный.
Брат Билл. Слушай, Арчи. Остался последний шанс. Это Канада. Ты, Фрэнк, Феба — вы все можете ехать втроем. Билеты уже оплачены. Вот они, у меня в кармане. Держи твой. Уедете, начнете новую жизнь, все трое.
Грэм. Чепуха. Чем ты от меня отличаешься? Ты же любила меня, сама говоришь. Нам было хорошо вместе. Мы бы очень неплохо с тобой устроились. Впереди у меня вполне приличная карьера. Все бы у нас было. Возвращайся
Арчи. В Торонто темного пива нельзя достать. Я уже пробовал.
Джин. Ты когда-нибудь ехал сюда поездом? Поездом Бирмингем — Хартлпул? Или тем, что идет от Манчестера до Уоррингтона или Уиднеса? Представь, ты выходишь, идешь по дороге, с одной стороны какой-нибудь химический завод, с другой — железнодорожные склады. Детишки играют на улице, и ты подходишь к женщине, она стоит на пороге своего дома. Не на пороге даже, потому что там сразу попадаешь с улицы в комнату. Что ты ей скажешь? Что ты ей можешь сообщить, чем поделиться? Так и выложишь: «Мадам, а вы знаете, что Иисус умер на кресте за вас?»
Брат Билл. Вот билеты, Арчи. Возьми. Я оплачу все твои долги, все улажу, за всем прослежу.
Джин. А она только оглянется на тебя и ответит: «Да, конечно, слыхала».
Арчи. А если я не поеду?
Брат Билл. Тогда я палец о палец для тебя не ударю, Арчи. Кончено. Боюсь, тебе придется пенять на себя. Канада — или тюрьма.
Арчи. Понимаешь, я всегда считал, что мне надо побывать в тюрьме. Там, должно быть, весьма интересно. Наверняка встречу знакомых. Знаешь, что моя хозяйка в Фулэме говорила про тебя? Вот что: «Он похож на судебного исполнителя». Так и сказала, не вру.
Грэм. Если уж тратить на что-то усилия, то хоть не впустую. Разве не так сказал бы твой отец?
Арчи. Все равно на здешней бирже труда ничего не получишь. Сюда, наверно, со всей Англии бродяги набежали. Тем не менее спасибо, у меня еще два представления. Жалко, конечно, хотелось бы добрать очко для налогового инспектора. Видно, двадцать первой годовщины мне не справить. Кстати, неплохо бы найти во всем этом смысл.
Джин. Мы — это только мы, кроме нас, никого нет во всей вселенной, никакого бога. Похоже, все началось элементарно просто: луч солнца попал на кусок тверди, и вот они — мы. Надеяться больше не на кого. Хочешь не хочешь, всего добивайся сам. Мы сами себе хозяева.
Брат Билл. Прости, Арчи, но я давно не надеюсь хоть что-нибудь понять.
Свет гаснет.
Тринадцатый номер
Рок-н-ролл. За тюлевым занавесом из первого действия — аллегорическая Британия без одежд. Затем — музыка песенки «Я для себя» Арчи Райса, единственного и неповторимого, прерывает программу. Сцена погружается в темноту. Луч прожектора падает на боковую кулису, из-за нее появляется Арчи. Он поет несколько тактов.
Арчи.
Я для себя, и ты для себя тоже — Что еще лучше на свете быть может, В старой доброй Англии я пью свою чашку шоколада, И никакого дурацкого равенства мне не надо Пусть ваши чувства по сторонам не разлетаются, Помните, милосердие лишь дома начинается. И если за нами хоть один архипелаг, Удержим его, и пусть там реет британский флаг! Что еще лучше на свете быть может! Я для себя, и ты для себя тоже. Помилуй боже.