Пьесы
Шрифт:
АНДЕРС. Ну да, вообще-то.
КЕЙТ. Свободным нельзя стать просто так. Свобода не бывает даром. За нее надо быть готовым отдать свою жизнь, в борьбе за свободу своего народа. Вот так-то.
АНДЕРС. Ну да, вообще-то, да… Ясное дело.
КЕЙТ. Еще бы.
АНДЕРС. Я же просто говорил о школе. Сегодня типа последний звонок. Я пошел просто потому, что сегодня последний звонок. Иначе я, может, и не пошел бы.
КЕЙТ. Так
АНДЕРС. Нет, ну это просто потому, что сегодня последний звонок.
КЕЙТ. Ну и что, блин, с того?
АНДЕРС. Ну, что я пошел туда. Просто так, потусить.
КЕЙТ. Можно подумать, у тебя есть другие дела.
АНДЕРС. Я пошел туда просто так, потусить.
КЕЙТ. Ага, с этими обдолбанными боснийцами.
АНДЕРС. Уж точно не с ними.
КЕЙТ. Ну и что, кто-нибудь что-нибудь говорил?
АНДЕРС. Чего?
КЕЙТ. Обо мне, блин. Кто-нибудь что-нибудь говорил?
АНДЕРС. В смысле — о тебе?
КЕЙТ. В школе, блин.
АНДЕРС. А, понял… Нет.
КЕЙТ. Ну ты тормоз.
АНДЕРС. Не… Я ничего не слышал.
ИСМАЭЛЬ. Не, мне никто ничего не говорил.
АНДЕРС. Не.
ИСМАЭЛЬ. Да они не посмеют.
КЕЙТ. А что они могут сказать?
АНДЕРС. Нет вроде… Не, я ни с кем не говорил.
ИСМАЭЛЬ. Я тоже.
АНДЕРС. А что они могут сказать? Ты же когда там был в последний раз.
ИСМАЭЛЬ. Я ни с кем не говорил. Только с Андерсом.
АНДЕРС. Я ничего не слышал.
ИСМАЭЛЬ. Тебя же там не было.
КЕЙТ. Блин, я и сам знаю, что меня там не было.
АНДЕРС. Они забыли про тебя… ну про это…
КЕЙТ. Про меня? Ни фига. Меня никто никогда не забудет.
АНДЕРС. Ну ты же когда там был.
ИСМАЭЛЬ. Ты же старше… нас.
КЕЙТ. Да там же ничему не учат, только антипатриотической пропаганде и прочей херне, даже нашей собственной истории не учат. Такая депрессуха.
АНДЕРС. Я ходил туда, только когда нечего было делать.
ИСМАЭЛЬ. А я только из-за жратвы, хотя сегодня вот ничего не давали.
КЕЙТ. Только у идиотов хватает терпения выслушивать, что они там гонят. И все, что эти идиоты умеют, когда заканчивают школу, это размалевывать стены и гадить на каждом шагу.
АНДЕРС. Да, это печально. Печальная глава.
ИСМАЭЛЬ. Ты
АНДЕРС. Ну буду, если захочу.
ИСМАЭЛЬ. А ты взял плавки?
АНДЕРС. На хрен мне плавки? Ты что, волосатых мужиков не видел?
ИСМАЭЛЬ. Ну ты, блин, даешь.
АНДЕРС. Своего-то папашу ты видел, надеюсь… Хотя у тебя же его нет.
ИСМАЭЛЬ. Это у меня-то нет?
АНДЕРС. А что, есть?
ИСМАЭЛЬ. А что, нет?
АНДЕРС. Ну нет, понятное дело, что у тебя есть отец. У всех есть. У всех есть отец, даже у тебя… только когда ты его видел последний раз?
ИСМАЭЛЬ. А ты своего отца когда последний раз видел?
АНДЕРС. Ну мы иногда встречаемся. Он ушел от нас, но я к нему езжу иногда.
ИСМАЭЛЬ. У меня есть отец.
АНДЕРС. Да у всех есть. У меня тоже, к сожалению.
КЕЙТ. А у меня нет. Я сам себе отец.
АНДЕРС. Только когда ты его видел последний раз?
ИСМАЭЛЬ. А что?
АНДЕРС. Ну когда?
ИСМАЭЛЬ. Ну мы ездили к нему… когда это было… в апреле… Ну да, на Пасху. Ездили к нему. Вот тогда я его и видел.
КЕЙТ. Только тогда он не стал открывать дверь в туалет и показывать свой член… Ради твоей мамаши старался, может.
ИСМАЭЛЬ. Нет… ее с нами не было.
КЕЙТ. Не было?
ИСМАЭЛЬ. Нет.
КЕЙТ. Почему?
ИСМАЭЛЬ. Она не разговаривает с ним с тех пор, как младший брат застрелился. Уже вот три года… Он был в приюте. Хотел вернуться домой, говорил, что его там бьют. А отец не разрешил. И он застрелился, у них там было какое-то ружье. А отец же мусульманин, ему пришлось самому обмывать тело перед похоронами. Так что ему было не очень хорошо.
КЕЙТ. Да, нехило.
ИСМАЭЛЬ. Я был там с моим вторым братом. Он со мной ездил.
АНДЕРС. Тони.
ИСМАЭЛЬ. Да. Мы с ним только вдвоем были.
КЕЙТ. Ну и как?
АНДЕРС. Как там вообще?
ИСМАЭЛЬ. Ну я же и раньше там бывал… много раз… Ну как, не знаю… Мы с ним просто сидим и разговариваем.
КЕЙТ. В камере?
ИСМАЭЛЬ. Нет, не в камере… Такая комната просто обычная. У них есть там комната для посетителей. Маленькая комната. Обыкновенная комната с диваном и занавесками. Правда, на окнах решетки. Ну вот мы там сидим и ждем. А они идут за ним. Можно попить кофе, например. Потом мы сидим и разговариваем… Ну да, сидим с ним и разговариваем.