Пьесы
Шрифт:
Ю р а. Я полагаю, главная виновница-то во всем — это ты.
Т а т ь я н а. Я?! Ты в своем уме, Юрка? Я, что ль, деньги в кассе брать заставила?
Ю р а. Не передергивай мать, не передергивай! Следи за моей мыслью. А мысль проста, как голубка Пикассо. Мне показалось, он просто не знал, куда себя деть. Потому и метался, уходил, приходил, мучился… И вот наконец решил разрубить все одним махом, освободить и освободиться…
Т а т ь я н а. Освободиться в тюрьму?! У тебя фантазия разыгралась. Успокой ее немножко.
Ю р а. Моя разыгралась, твоя, к сожалению, дремлет. Разбуди ее ненадолго.
Т а т ь я н а. Ты что это, судить меня
Ю р а (с неожиданной нежностью). Я не сужу, мам. Я сочувствую… У занятого человека нет ни семьи, ни счастья.
Т а т ь я н а. Будто я несчастна?
Ю р а. Тебе лучше знать, мам. Но если ты счастлива… если ты действительно счастлива, то я не хотел бы оказаться на твоем месте.
Т а т ь я н а. Что ты знаешь о счастье, мальчик!
Ю р а (не без грусти). Почти ничего, мам.
Т а т ь я н а. Ты жалеешь меня? Ты?! Да кто ты такой? Недоросль! Недоучка! Гражданский нуль! Вот стань человеком сначала, займи в обществе достойное место, потом суди.
Ю р а. Я человек, мать. Я человек уж потому, что живу, мыслю. А достойное место определяется не должностью. Мне жаль, если ты этого не понимаешь. Очень жаль.
Т а т ь я н а. Но я женщина… и тебе не дано понять…
Ю р а. Ты перестала быть женщиной, мать. Давно перестала. А ведь и добра и красива! Ты настоящая Ярославна! Но где твой Игорь? Где твое горе? Где радость? О ком плачешь? Об Игоре, который в плену томится? О его осиротевшем сыне? Нет, мать, не-ет! Ты плакать разучилась. Ты уж забыла, когда сама себе суп варила. Кот в избе, и тот голоден. Сын в интернате… Муж на стороне жить вынужден… Ты задумалась — почему? Эх, мать, мать! Что можешь дать ты мне вместо благословения? Информацию о привесах на твоей свиноферме? Благодарю уж… Мне бы лучше колыбельную послушать. Да ведь не пела — разучилась. А сегодня… Не успокоишь сердце мое, когда ему больно. Не пойдешь за отцом на край света… Хотя все это, безусловно, в тебе есть. Заложено, но никогда не проявится. Как не прорастет зерно в снегу.
Т а т ь я н а (мягко). Петушок ты, Юрка. Наговорил с три короба, речами себя оглушил…
Ю р а. А на тебя не подействовало… Значит, все, что я говорил, неправда?
Т а т ь я н а (после паузы). А если и правда, так что? Бежать на улицу и принародно рвать на себе волосы? Я, Юрка, живу по совести. Ни себе, ни людям не лгу. Насколько умею, стараюсь быть полезной. А что колыбельных не пела — прости. Так уж вышло… Не до них мне было. Надо было выстоять. И — выстояла! Что я знала в жизни?.. Работу. Да. Одну работу. Но появился человек, Игошев, который научил меня и в этой работе находить радость… потому что работаем-то мы для людей… Для людей, Юрка, а не для себя… Чем это худо?
Ю р а. Это, положим, не худо… Но ты об Игошеве что-то часто поговариваешь. Уж не влюбилась ли, мать?
Т а т ь я н а. Не о том говоришь, Юрка. Я с отцом твоим словом связана. И слову верна. Я не из тех свистушек, у которых сегодня один мужик, завтра другой… И менять себя не намерена… Мне скоро сорок…
Телефонный звонок.
Ю р а (сняв трубку). Опекун твой звонит. Легок на помине.
Т а т ь я н а. Не иронизируй, пожалуйста. Он очень славный человек и… несчастный. (В
Ю р а. Вы уже на «ты»? Давно?
Т а т ь я н а. Ты вырос, Юрка. Я и не заметила, как ты вырос.
Ю р а. С котом-то как распорядиться прикажешь? Усыпить или… камень на шею?
Т а т ь я н а (садится за книгу). Сам решай. Не хватало мне еще кошачьих проблем… (Читает, но вскоре склонила голову на руки, засыпает.)
Ю р а, приготовив ужин, собирает на стол. Наскоро поев, покормил кота, берет его под мышку. Сорвав по пути ружье с гвоздя, уходит.
Выстрел. Татьяна от выстрела просыпается.
Входит И г о ш е в.
И г о ш е в. Сморило?
Т а т ь я н а. Уставать стала последнее время. Старею, что ли?
И г о ш е в. Куда там! На два дома живешь — вот и все причины. Валентина то перевезла бы к себе. Легче будет.
Т а т ь я н а. Не хочет. Там вроде стрелял кто-то.
И г о ш е в. Охотники, наверно. Косачей нынче полно. У самых огородов садятся.
Вернулся Ю р а. С ружьем, но без кота.
Т а т ь я н а. Охотился, что ли?
Ю р а. Кота расстреливал.
И г о ш е в. Кота из ружья?
Ю р а. Пушки под рукой не оказалось.
Т а т ь я н а. По-человечески не мог, что ли? Укол или это самое… в реку?
Ю р а. Считаешь, что это по-человечески? Всякое убийство бесчеловечно.
Т а т ь я н а. А из ружья зачем? Жестоко это.
Ю р а. Не бери в голову, мать. Главное: приговор твой приведен в исполнение. А каким способом — не важно.
И г о ш е в. Крутые вы, ребята! Мой вон тоже… явился домой, бухнул: «Клуб сдали… ухожу навсегда».
Ю р а. Мы вместе уходим. Так что лихом не поминайте.
Т а т ь я н а. Как это вместе? А я?.. Со мной посоветовался?
Ю р а. Ты ведь тоже не слишком со мной советуешься. (Ерничая.) Кушать подано. Прошу всех к столу. (Собирает чемодан.)
И г о ш е в. Самостоятельные шибко! Волю вам дали.
Ю р а. Без воли человек — раб. Мы живем в свободной стране. Ну пока! Как-нибудь напишу. (Целует оторопевшую мать, уходит.)
Т а т ь я н а. Ушел… не спросился… Будто и не сын.
В открытую дверь проскользнул кот, мяукнул.
И г о ш е в. Кот-то воскрес. Сушь-ка, кота-то он не застрелил. Совсем наоборот даже… в живых оставил.
Т а т ь я н а. Одна осталась… (Трясет головой.) В ушах звенит. Кажется, глохну.
И г о ш е в. Сушь, Тань, ты не убивайся. Птицы ведь тоже из гнезда улетают. Так и сыновья наши. Оперились и — на крыло… Лишь бы в полете не сбились. И не забывали, где их высидели…