Пьесы

Тоболкин Зот Корнилович

Е г о р (анализируя партию). Ничья… ловко увернулся от мата. (Взросло и деловито.) Ладно, мам, собирай меня в дорогу.

А н и с ь я (испуганно). Куда ты, Егорушка?

Е г о р. Лечиться поеду. Мне в этой жизни не только руки, ноги тоже нужны… чтоб стоять на земле, как солдаты под Сталинградом. (Подъехал к подсолнуху, огладил его тонкую шершавую шейку.) А подсолнух пускай растет. Не прогляди мой подсолнух!

Слышишь, мам!

А н и с ь я. Слышу, Егорушка, слышу…

З а н а в е с

1974

Песня Сольвейг

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ПОЭМА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ С ПРОЛОГОМ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАША КОРИКОВА учительница.

МАТВЕЙ охотник.

ЕФИМ (ШАМАН) брат его старший.

ГРИГОРИЙ САЛИНДЕР пастух.

АНФИСА его жена.

ПЕТР РОЧЕВ (ЗЫРЯН) бригадир.

МАТВЕЙ

ЕФИМ в старости.

КАТЕРИНА.

МУЖ.

ЯДНЕ.

ЖИТЕЛИ СТОЙБИЩА.

ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ. СЕВЕР ЗАПАДНОЙ СИБИРИ — В ВОСПОМИНАНИЯХ ДВУХ ПОЖИЛЫХ БРАТЬЕВ.

ПРОЛОГ

У костра д в а с т а р и к а. Один маленький, шустрый, на шапке — бубенчики. Другой крупный, медлительный, грустный. Оба по очереди курят одну трубку. Молчат… Задумчиво молчат и себя пережившие горы. Они все на свете видели. И боль и радость отражались в них эхом. А горы молчали. И старились. Иногда, точно скупые слезы, роняли они вниз камни. Камни, случалось, падали на чьи-то головы. А горы молча скорбели о тех, кого придавили обвалом. Но, может, и ни о ком… просто так скорбели… философически.

Гаснет костер, погасла трубка. Крупный старик, М а т в е й, медленно, со всхлипом «раскачивает» ее.

М а т в е й. Не горит… погасла.

Маленький старик зажигает спичку, дает прикурить.

Спасибо, Ефим.

Е ф и м (наблюдая за догорающей спичкой). Красивая была спичка, белая, с золотой головкой. Головка росла, росла и лопнула. Почернела спичка.

М а т в е й. И мы почернеем, когда погаснет наш костер. Не пора ли копать могилу?

Е ф и м. Лучше остаться наверху. По обычаю наших предков. Зачем прятаться

в землю? Лягу, когда позовет смерть, вытяну руки и, мертвый, буду смотреть на звезды, на зимние сполохи.

М а т в е й. Человек должен лежать под землей, растить деревья и травы. Он и мертвый должен трудиться, чтобы отблагодарить землю, родителей за дарованную ему жизнь.

Е ф и м. Мне не за что благодарить своих родителей. Они сотворили меня без моего согласия. Дай трубку. Теперь мой черед.

М а т в е й. Тебя мать родила. И когда ты был в ее чреве, ты просился на волю. Девять месяцев стучал головой, руками, ногами.

Е ф и м (энергично затряс головой). Не девять, Матвейка, — шестьдесят лет. У человека нет воли, не-ет! Живет он и до последнего часа болтает о воле, так и не изведав ее. Вот ты волен?

М а т в е й. Я?! (Подумав.) Да, я волен.

Е ф и м. Вре-ешь, не волен! Потому что убить меня хочешь. И помереть со мной рядом. Но, и оставшись жить, ты не освободишься от меня, мертвого. Я — тынзян на твоей шее.

М а т в е й. Ты волк, попавший в капкан. Ты всегда был волком.

Е ф и м (не без гордости). Был. И остался. Такая жизнь. Ну, копай мне последнее жилище. Земля стылая — долго провозишься.

М а т в е й. Начну, когда догорит костер. Под ним и начну. Ты мне поможешь.

Е ф и м (покачав головой). Помог бы. Но я никогда не работал.

М а т в е й. И там тоже?

Е ф и м. И там. Там были люди, которые все делали за меня. Я был паханом. Знаешь, что это такое?

М а т в е й. По-лагерному, наверно, шаман. Раз нигде не работал.

Е ф и м. Ты угадал. Это почти одно и то же. (Передав трубку.) Кури.

М а т в е й. Тебе не страшно умирать, Ефим?

Е ф и м (бесшабашно смеется). Если мне не было страшно жить, то почему же я должен бояться смерти?

М а т в е й. А я боюсь.

Е ф и м. Боишься — живи.

М а т в е й. Я дал себе слово. Я дал слово, когда отыщу тебя, — убью. И сам умру тоже.

Е ф и м (сочувствуя ему). Как мало тебе нужно! Двадцать или даже больше лет жить одной мыслью! Да погоди! Ты счету-то хоть научился?

М а т в е й. Меня учила считать Маша. Это было в тридцать третьем.

Ефим кивает: «Однако так».

Охотился — считал убитых зверей. Воевал — считал убитых врагов. Я умею считать.

Е ф и м. Столько лет прошло — подумать! А ты так и не поумнел. Жил маленькой местью за одну маленькую никому не нужную жизнь.

М а т в е й. Это жизнь была нужна мне… детям, которых она учила, их детям. Машина жизнь была нужна всем.

Е ф и м. Там, далеко, прошла война. Я грамотный, я читал газеты и знаю: на этой войне погибли многие миллионы. Среди них были такие, кто много лучше твоей учителки. И — умнее. Если их обрекли на гибель, значит, они никому не нужны.