Пьесы
Шрифт:
Е г о р. А ты еще мальчик, Валера. Во-от такусенький мальчик. Поскучайте тут со Светой. Мне нужно отлучиться. (Уезжает.)
В а л е р а (смеется). Поддел! Мальчик… двадцати двух лет.
С в е т а (жестко). Он прав, Валерик. Ты просто молокосос, да еще и трус к тому же. Не по твоей ли вине изогнулась вся моя жизнь? Огурцы через посредниц сбываю, помидоры… школу бросила. Разве о том я мечтала?
В а л е р а. Выходит, во всем виноват я… и нет искупления! Что ж, мне теперь до смерти каяться? Разве мало трех лет лишения свободы… за одну пьяную — и то другим — совершенную
С в е т а. Валерик, ты убежал? Скажи честно.
Валера молчит.
Убежал… Зачем? Оставался всего лишь день. Один день, а потом — свобода…
В а л е р а. А если я не хочу свободы? Если мне нечего среди вас делать? Вы все устроены, сыты… омерзительно сыты, как пиявки, насосавшиеся чужой крови. А я зэк, я серый! Мне братья — брянские волки!
С в е т а. Не надо, Валера. Это я уже видела в каком-то старом-старом фильме. Давай поговорим спокойно. Ты не прочел ни одного моего письма. И теперь не спросишь, чем я жила эти три года, о ком… или о чем думала. (Пауза.) Не одному тебе больно, Валерик! Спроси меня хоть о какой-нибудь малости. Ну спроси же!
В а л е р а. Ни к чему. Все ясней ясного.
С в е т а. Ну врешь ты, врешь! Ведь любишь меня!
Протестующий жест Валеры.
Если б не любил — не пришел бы ночью под мои окна. Не к матери побежал, ко мне… заглядывал в окна, стоял под тополем…
В а л е р а. Бред, бред! Мания любовного преследования.
С в е т а. А я не спала. Я все видела. Сначала подумала, может, и впрямь брежу? Впилась зубами в руку… вот видишь — след? До крови прокусила… и тогда поняла: это не сон, явь. Потом накинула халат, выскочила… но ты куда-то исчез. Кое-как дождалась утра, стала звонить твоей матери. Телефон не отвечал… Поехала сюда… все надеялась, что увижу тебя. И вот увидела, Валерик, мальчик мой глупенький! Я не могу без тебя! Не мо-гу…
В а л е р а. Могла три года… теперь не можешь.
С в е т а. Если б ты знал, как я жила… это издевка над собой, над мужем. Уж больше года сказываюсь больной… он верит. А мне противно… мне стыдно за эту ложь…
Ф и р с о в (из своего сада). Светлана, огурцы вянут. Поторопись!
С в е т а. Скажи искренне… может, я навыдумывала… но прошу тебя, скажи правду… Обещаешь?
В а л е р а. Я лишь однажды солгал. Ты знаешь, когда это случилось.
С в е т а. Да, знаю, на суде. Но сейчас будь честен. Там ты вспоминал обо мне?
Ф и р с о в. Светлана! Не задерживайся.
В а л е р а. Тебя зовут.
С в е т а. Но ты не ответил.
Ф и р с о в. Я не рекомендую тебе общаться с этим рецидивистом. Есть люди поприличней.
В а л е р а. Иди к своему владыке. Иди, а то огурцы завянут. И пожалуйста, избегай рецидивистов. (Уходит.)
Ф и р с о в (приближается). Светлана, твое время истекло.
С в е т а. Оно еще не начиналось… мое время.
Ф и р с о в. Я уважаю тебя, Светлана… как честную порядочную женщину. Я, само собой, и в мыслях не держу, чтоб ревновать. Однако твое поведение неправильное. Люди осудить могут.
С в е т а. Меня это совершенно не волнует.
Ф и р с о в. Светлана, ты что буровишь? Ты рехнулась, Светлана!
С в е т а.
Ф и р с о в. Дальше — больше! Ну точно рехнулась! Для кого же я создавал все это? Ради кого у верстака горбил сверхурочно? Изо дня в день на участке гнулся? Я даже с матерью разделился, когда вы между собой перестали ладить. Теперь вот путевку для тебя выколотил. Одна путевка на весь цех. И та для тебя, Светлана! Сам-то я тут могу отдохнуть. А ты поезжай, Светлана. Садись в машину и поезжай.
С в е т а. Бедный мой Фирсов!
Ф и р с о в. Фирсов не бедный. У него все есть. Не гляди, что простой слесарь.
С в е т а. Так ты счастлив?
Ф и р с о в. Я, Светлана, человек занятой. Мне о такой чепуховине думать некогда.
С в е т а. А я вот думаю… от нечего делать. Ты уж прости меня, Фирсов.
Ф и р с о в. Да чего там, думай. Не возбраняется. Огурцы вези. И собирайся. Билет на самолет я заказал.
С в е т а. Отдай свою путевку в завком. Там ей найдут применение.
Ф и р с о в. Ну уж нет! Что мое, то мое! (Увидав воробьев.) Кыш, кыш, оглоеды! Всю рассаду у меня выклевали!
С в е т а смеется, уходит.
Наверху С л е д о в а т е л ь, отпустив И р и н у П а в л о в н у, зазывает к себе В а л е р у.
Внизу, подле сторожки, Е г о р у подсолнуха.
Е г о р. У фигурки-то одно лицо лишнее. То, которое грустное. Придется срезать. (Оглаживает подсолнух.) Растешь, рыжик? Ну расти, расти, набирай силу. Чтоб не было в тебе ни одного пустого семечка! Мать говорит, мол, подсолнух до осени живет. Не-ет, он вовсе не умирает. Подсолнушата же народятся из семечек-то! Вылежатся семечки за зиму, весной ростки пустят… крохотные такие ниточки, белые-белые! Если связать в одну — до какой звезды достанут? (Задумался.) Потом другие подсолнухи вымахают, ядреные, гибкие, в желтых шляпах. Так без конца… У человека один-два ребенка. Иные и вовсе ни одного не имеют… У подсолнухов — тыща! И дружно живут между собой, приветливо! Вот бы мне подсолнухом стать!..
Ф и р с о в (на своем участке). Кыш! Кыш! Бесчинствуют — нет спасу. (Устанавливает пугало.)
Е г о р. Ставишь пугало, а воробьи-то как раз на нем и совьют гнезда. Они пугала не боятся. Только — ястреба или коршуна. Повесь чучело, сразу утихомирятся.
Ф и р с о в. Где его взять, ястреба-то? Ястреба здесь не водятся. И коршунья не вижу. Кыш, кыш, подлые!
Е г о р. Ну, любую другую птицу. Покрупней.
Кукушка кукует. Ф и р с о в слушает ее с особым вниманием, уходит.
Наверху С л е д о в а т е л ь и В а л е р а.
С л е д о в а т е л ь. Сердчишко-то екнуло? А, Валерий?
В а л е р а. Не угадали, гражданин начальник. Пульс в норме.
С л е д о в а т е л ь. Поразительное хладнокровие! Из тебя мог выйти приличный разведчик…
В а л е р а. А вышел преступник. Я правильно вас понял?
С л е д о в а т е л ь. В душе читаешь. (Оставив иронию.) Зачем же ты, умник такой, смылся? Дня не мог вытерпеть?