Пьесы
Шрифт:
А н и с ь я. За людей не тревожься — проживут.
Е г о р. Жить можно по-разному: червяком ползать, пташкой порхать. Или — как вот этот подсолнух… Видишь? Сияет, к солнцу тянется. Зеленый, упругий, лепестки один к одному.
А н и с ь я. Цветок правильный. Но и он не дольше осени живет. Потом изжелудим — семечки на масло пойдут или старухи их вылускают.
Е г о р. Это потом. А на земле ему лучше всех. Под-солнух: под солнцем. Люди-то почему так не могут?
А н и с ь я. Не всем это дано. Ты вот можешь — стало быть, житейской ржой не задетый.
Е г о р. Нет, мам, совсем
А н и с ь я. Могло быть. Ты вертуном рос, на месте часу, бывало, не усидишь.
Е г о р (счастливо смеется). Удрал от тебя, пригнул стебель и чисто все лепестки обсосал! Подсолнушек! Спасибо, неунывака! Мам, ты его каждую вёсну перед окошком моим сажай.
А н и с ь я. Мне что, могу весь палисадник засеять.
Е г о р. А лучше — поле. Большущее поле! Я соком подсолнечным всю ребятню напою. Чтоб мороке не поддавались. Сок-то веселый, теплый сок!
А н и с ь я. Тебя уж вроде не туда повело!
Е г о р. Нет, ты не понимаешь, мам, потому что не веришь. Верить нужно. (Прислушивается. Кукушкин голос.) Кукушка грустит. Вот я ее сейчас настрою! (Натягивает на гриф струну и напильником, словно смычком, выводит мелодию. Поиграв, вздохнул.) Все равно грустит… Экая плакса!
А н и с ь я. Птаху малую не можешь развеселить… одну птаху! Людей многое множество, и каждый со своей грустью.
Егор ударил грифом о пень, отвернулся. По лицу текут слезы бессилия.
(Покаянно.) Егорушка! Болезный мой! К сердцу-то близко не принимай! Слабые мы… надо по силам своим брать. Когда по силам берешь — уверенности в себе больше.
Е г о р. Ничего не умею! Ничего не могу! Уродец я! Червь! Ползун!
А н и с ь я. Вот растравила! Дернуло дуру за язык! Н-на тебе, куриное сало! (Бьет себя по щекам.)
Е г о р (взяв себя в руки). Не надо, мам. Тебя и так много били. Не надо. Я просто раскис чего-то. Я ведь не слабый.
А н и с ь я (веруя). Ты сильный у меня! Ты умный! Все одолеешь, если… если захочешь.
Сторонкой, слегка покачиваясь, проходит В а с и л и й. Подойти не решается.
Е г о р. Не подошел. Видно, обиделся.
А н и с ь я. Робеет.
Е г о р. Робеет? Перед кем?
А н и с ь я. Он, Егорушка, сватался ко мне. А ты обругал его… вот и переживает. Он ведь совестливый.
Е г о р. Сватался? (Обреченно, по-взрослому.) Та-ак… Сватался — женись. Вдвоем-то вам лучше будет.
А н и с ь я. Вдвоем? А ты?
Е г о р. Я, мам, в санаторий подамся. Надо чуток подлечиться.
А н и с ь я. Ты же не хотел. Чего воротишь?
Е г о р. Не хотел — захотел. Там врачи, режим. Вообще лафа.
А н и с ь я. Решил, брошу тебя? Хорошего же ты мнения о своей матери! Не брошу, Егорушка!
Е г о р. Женись, мам. Ты у меня еще молодая. И в жизни доброго мало видела. Отец пил, буянил. Я с малолетства на твоей шее. Женись, он человек душевный. Не обидит, и сам в обиду не даст.
Кукушка кукует.
Ну вот, она того же мнения. Слышь, голос-то веселей стал. Верно, мам?
А н и с ь я (сквозь слезы). Верно, верно, Егорушка.
Е г о р. На Буцефале, что ль, покататься? А то уведут его скоро. (Уезжает на коляске.)
Василий, подходит ближе.
В а с и л и й. Хожу в надежде, а ты молчишь. Скажи хоть слово.
А н и с ь я. Егора спроси — все станет ясно.
В а с и л и й. Протестует?
А н и с ь я. Женись, говорит. То есть, это, выходи замуж. Уж лучше бы протестовал.
В а с и л и й. Правильно парень советует. Жалеет нас. Живем неприкаянными. Егор сердчишком своим все до тонкости понимает. Чуткое у него сердчишко, отзывчивое. То ли твое, то ли Иваново — не соображу сразу.
А н и с ь я. Иван-то добрый, считаешь?
В а с и л и й. Ива-ан?! Во какая душа! До нижней пуговицы распахнутая. На фронте, бывало, последний глоток спирта другу отдаст, последней краюхой поделится.
А н и с ь я. Неужто?
В а с и л и й. Вру, смекаешь? Какой резон? Его и в живых теперь нет. Мертвому безразлично, что про него скажут. А я заявляю: Иван — душа человек!
А н и с ь я. Черная или белая? Души-то разные бывают…
В а с и л и й (увлекаясь). Как-то из окружения с ним топали. Задело меня в перестрелке. Вроде и не шибко царапнуло, а нога отнялась. Так он на закорках верст двадцать тащил. Село на пути встретилось, а там фрицы. Уходи, говорю, дружба! Обоих кончат. Матюгнул он меня, в сено зарыл, а сам — ходу, чтобы внимание отвлечь. Такой вот был человечина!
А н и с ь я. Точный его портрет! Дальше-то что было?
В а с и л и й (закуривает не спеша). Схватили мужика. Про меня пытать стали.
А н и с ь я. Ты и по-немецки разумеешь?
В а с и л и й. Очень даже свободно. Анна унд Марта бабы. Воллен зи шпацир. Гиб мир цигарку. Ну и так далее. Подзабылось, конечно, многое… без практики. А тогда волок. Вот, значит, измываются над дружком моим, слышу. Где этот ферклюквен кент, спрашивают? Я то есть. Не вынесло ретивое. Выполз из зарода, кричу: «Эй, гансы! Здесь я! Не мучьте моего кореша!» Они за обоих принялись. Давай про расположение войск выспрашивать. Молчим. Про боевой дух солдат. Уж тут мы им расписали! Мол, все до единого в бой рвутся. Начальство не в силах удержать. В общем, тянули время как могли. А там и наши подоспели. Да, в каких только передрягах не побывали! До того свыклись с Иваном — в полку братьями стали звать. А ежели разобраться — чем не братья? Одной кровью землю кропили. После войны — одним потом.