Петербург в 1903-1910 годах
Шрифт:
Возвращаясь оттуда, в Белоострове вышел выпить пива и с удивлением видит, что вокзала нет; — впереди тянутся рельсовые пути: он не знал, что обратный поезд подходит к вокзалу с другой стороны.
Не успел он сделать несколько шагов, — к нему летит жандарм.
— Пожалуйте в управление!
— Зачем?
Надо заметить, что этот Деммени по убеждениям черносотенник и отнюдь, ни каким боком к политике не прикасается. Кроме приличного места в Министерстве финансов, он занимает еще частное, у великого князя, по нумизматической части.
Приходит в сопровождении унтера на перрон. На него налетает вышеописанный жандармский офицер.
— Вы куда это изволили направляться?
— В буфет.
—
— Я ошибся, сошел не на ту сторону.
— Ах, ошиблись! Вас надо обыскать-с. Что у вас в карманах?
Деммени с раздражением начинает опоражнивать карманы; жандарм следит за ним.
— Теперь что же, раздеваться прикажете? — язвительно спрашивает Деммени.
Жандарм вспыхнул, т. к. дело происходило при публике и нижних чинах.
— Вы что это, издеваться осмеливаетесь? — начал он орать, наступая на Деммени. — Забываетесь? Я вам покажу!., и т. д. Марш, тащите его, раздеть и осмотреть, как следует!
Деммени повели в жандармскую комнату, раздеться он отказался; тогда с него сняли пиджак, брюки, ботинки и все это тщательно обшарили. Кроме коробки финских спичек, ровно ничего подозрительного при нем не оказалось.
Оскорбленный грубым обращением, Деммени потребовал составления протокола, но офицер куда-то исчез, приказав его отпустить. Окружающие — не жандармы, советовали ему не заводить историю, т. к. по общему убеждению их мог пострадать только он, Деммени. Такие примеры были десятками у всех на глазах.
По возвращении в СПб. Деммени через знакомых довел все до сведения шефа жандармов. Чем все окончится — неизвестно.
В каждом вагоне Финляндской жел. дор. сидит теперь по шпику; кондуктора знают их и указывают некоторым пассажирам, которые известны им в лицо.
На этих же днях возвращались с Иматры Е. В. Сивере и А. П. Бодиско: они довольно громко беседовали; кондуктор финн, проходя мимо них, нагнулся как бы за билетами и тихо предупредил, чтобы были осторожнее, т. к у вагонов теперь есть уши.
19 февраля.Завтракал у Пивато с 1 ч. дня до шести вечера.
В этот день именины Л. А. Велихова [226] и он пригласил меня и небольшой кружок его друзей, «прогрессистов», как он выразился в письме мне. Цель завтрака была познакомить и сблизить нас между собой.
Дело в том, что Лев Александрович задумал издавать газету и наметил состав будущей редакции, которую и пригласил на свой именинный завтрак.
226
Л. А. Велихов (1875–после 1940) — юрист, депутат IV Государственной Думы от партии кадетов, редактор-издатель журнала «Городское дело», участник Первой мировой войны. После гражданской войны преподаватель, в 1938 г. арестован, в 1940 г. осужден на 8 лет лагерей.
Были А. М. Колюбакин, член Государственной Думы, приговоренный к тюрьме по желанию свыше; С. Маковский [227] — молодой лет 33–34 поэт и критик, художник Рерих, молодой Сабуров, братья Красовские и целый ряд, около двадцати, все более или менее интересных лиц.
Говорили речи, не избитые именинные спичи, а политического характера. Я сидел между Колюбакиным и хозяином. Колюбакин недурной оратор с темпераментом и с весьма симпатичной наружностью; он говорил дельно, красиво, и преобладающий мотив его речи — надо сплотиться, чтобы защитить, сберечь те завоевания прошлого, ту культуру, которым угрожает теперь опасность со стороны реакции.
227
С. К. Маковский (1877–1962) — поэт, художественный критик, редактор журнала «Аполлон» (1909–1917). С. 1920 г. в эмиграции.
А. М. Колюбакин
Ему аплодировали; в тон ему было несколько речей, все на ту тему, что вот, дескать, как хорошо, что Л. А. собрал нас здесь, мы теперь сплотимся, этот день пропал не даром и т. д.
Я попросил слова и встал. Подробно речи своей не помню, но запишу ее вкратце.
— Господа, начал я: — мой тост, вероятно, останется одиноким. Я сейчас слышал целый ряд прекрасных речей, но это только слова. Среди вас есть много талантливых, сильных, умных людей, но мы — тот русский богатырь Илья, который сидел сиднем тридцать лет и три года; может быть, мы и свершим что-нибудь, когда пройдут эти года, но теперь — «суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано». Мы на войне, господа, на войне нужны не слова, а действия; против штыков и пушек словами не отстоять ничего, а потому я пью за тех, кого забыли упомянуть здесь сегодня; за тех настоящих бойцов, которые сидят в Шлиссельбурге, на Каре, в тундрах Сибири. Пью за бомбу, которая даст настоящую свободу России!
Только две руки протянулись ко мне чокнуться; речь моя, как сказал мне потом Велихов, произвела впечатление бомбы.
1 марта. Сейчас вернулся из Кемере. В Белом Острове поезд наш задержали почти на час — происходил усиленный досмотр. Сперва явились для этого обычные таможенные чиновники, и вслед за тем дважды перешарили весь поезд жандармы под начальством какого-то подполковника. Отвинчивали вентиляторы, крышки на умывальниках и т. д. Семь человек из нашего вагона — ехало в нем всего душ двадцать — забрали для личного обыска; в соседнем вагоне подвергли этому удовольствию сплошь всех пассажиров. Что они искали и в чем было дело — не знаю, только ничего не нашли и никого не задержали. До самого Питера в вагонах торчали шпики.
4 марта.Высшие учебные заведения начинают шевелиться; министр Народного Притупления приказал упразднить действовавшие в них институты старост.
5 марта.Беседовал кое с кем из студентов университета. В последнем 11 000 человек; лекции посещает от 2 до 4 тысяч, но бывают дни, когда слушателей является не более полутора тысяч. Любопытны дружные показания студентов об упадке интереса к политике и к ученью массы их.
Закрыта — «Столичная почта» — многострадальный «Товарищ» [228] . Причина — вредное направление и усиленная охрана.
Итого, больших прогрессивных газет у нас в Питере теперь осталось только две: — «Русь», да кадетская «Речь».
19 марта.В городе усиленные обыски; не думаю, чтобы много людей теперь вело записки, как я — того и гляди, влетишь с ними в такую историю, что не обрадуешься. Из осторожности не называю здесь многих имен.
228
«Товарищ» — ежедневная петербургская газета (март 1906–декабрь 1907 гг.); «Столичная почта» — ежедневная газета, выходившая в Петербурге с октября 1906 по февраль 1908 гг