Шрифт:
Война и мир ХХI века
Казин Александр Леонидович
доктор философских наук, профессор,
научный руководитель Российского института
истории искусств.
Проходя недавно по Летнему саду, я услышал, как один молодой человек лет пяти, стоя около копии античной статуи «Диана», спросил у своей мамы:
«Мама, а это из какого мультика»?
Мама затруднилась с ответом.
Я тоже задумался. Рассказать малышу о подвигах Геракла, и вообще о мифах древней Греции? Но мультики нынче повествуют совсем о другом. Как и вообще интернет, в котором нынешние дети «сидят» как раз примерно с пятилетнего возраста.
О чем же эта мировая сеть повествует?
Если сказать коротко – об эросе, танатосе и конце света. Технологии формирует мир по образу и подобию своего хозяина. Причем формирует почти тотально – за теми исключениями, которыми подтверждается правило. Старик Фрейд улыбается со своей трубкой. Как в воду глядел, обнажив нутро грешного человека. Правда, ему пришлось-таки прикрыть это
Сегодня вещи называют своими именами. Собственно, их просто показывают, особенно детям, юношам и девушкам. 24 часа в сутки мировая сеть выбрасывает терабайты информации, половину из которой (это подсчитано) составляет порнография. Та самая, которую раньше подсовывали из-под полы где-нибудь на базаре или в сомнительных компаниях. Менее грубая, но более опасная, глубинная. Теперь это социальная НОРМА. Детская порнография, вроде бы, запрещена, а вот взрослая – да сколько угодно. Питайся ею, детская и взрослая душа.
То же самое – насилие. Убей его, иначе он убьет тебя. Чудовища – двурогие и шестиногие – лазают/летают по свету, как его хозяева. Американский человек-паук – любимый герой миллионов. Он хороший, говорят дети. Неважно, что паук. Сформирована целая фаланга монстров неведомых названий и очертаний. Все они «колят, рубят, режут». Главное – победа! Недавно видел сюжет, как подростки лет 15-ти скрытно протягивают на детской площадке тонкую, почти невидимую леску – специально для того, чтобы какой-нибудь малыш на бегу порезал себе глаза. Милые детки. В сентябре 2020 года ФСБ арестовало 13 подростков, планировавших в разных городах взрывы на торжественных линейках в школах, и уже изготовивших соответствующие бомбы. Правительству специальным указом пришлось запрещать АУЕ – уголовную, в прямом смысле слова, молодежную идеологию: «арестантский устав един».
А вот и конец света. В подростковом сегменте сети это самый «хайп». «Однова живем» – это в прошлом. Сегодня круче: «живи быстро и умри молодым!» Полузакрытые (только для своих) сайты учат «ласковой смерти» – от прыжков с крыш для девушек до тяжелых наркотиков для юношей. Оккультные группировки под разными слоганами предлагают красивую смерть – отказ от священного дара жизни ради черной дыры антибытия. Собственно, это и есть антицерковь для молодежи, со своим тщательно разработанным словесно-музыкальным оснащением. Тяжелый рок – пляска темных пламен. Я уже не говорю про рэп, особенно про рэп-баттлы с уничтожением противника абсценным словом, которое есть ничто иное, как молитва сатане. Один псевдоним «Гнойный» чего стоит! Гнойное слово (движение, жест) царит сегодня на улице, на радио, на сцене и, разумеется, в сети. Инволюция НОРМЫ идет со скоростью самолета. Я лично помню времена, когда девушки матерных слов не произносили. Совсем недавно было.
На просвещенном Западе дело обстоит серьёзнее. Если на Руси знают, что грешат, то тамошние либералы – особенно университетские профессора – искренне полагают, что так можно, и даже нужно. Прогресс – это возрастание свободы! Нет Бога, нет традиции, нет нации, нет пола, нет Родины. Есть права человека! Радужный флаг – победитель небесного деспотизма. Рационализм – самодостаточный конечный человеческий рассудок – не различает ценностей. Как гениально предвидел Достоевский, «свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да, вы были правы, вы одни владели тайной, и мы возвращаемся к вам, спасите нас от себя самих». Недавно президент Франции Макрон – кажется, по поводу какого-то юбилея расстрела исламскими радикалами редакции журнала «Шарли эбдо» – гордо заявил, что каждый француз имеет право на богохульство. Это же прямо цитата из Великого Инквизитора: «О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить». Я вспоминаю при этом многотысячные толпы на улицах города Парижа в январе 2015 года – с обнявшимися премьерами почти всех европейских стран во главе – громко кричащих: «мы все Шарли!». В переводе на человеческий язык: «мы все богохульники!».
Это цивилизация? Нет, это варварство. Причем варварство вторичное, постцивилизационное, наступившее после всеобщего торжества космополитизма/атеизма/либерализма (КАЛа). Если задуматься о функциональных корнях происходящего в ХХ1 столетии возврата к Хаосу, то придется признать, что это вторичный Хаос – в сущности, искусственный продукт, инвольтация онтологически темных (нисходящих) энергий. На наших глазах разворачивается полномасштабный инферногенез – в Европе, Америке и отчасти в России. Дело тут не только в транснациональных корпорациях, снимающих любые границы – от географических до моральных – для своих капиталов. Дело в исходных ценностных установках владельцев этих корпораций, полагающих подобную ликвидацию необходимой и успешной. Не экономика, вопреки Марксу, является базисом культуры, а, наоборот, культура является базисом экономики, государства и цивилизации вообще. А базисом культуры и цивилизации является религия. Цивилизация, культура и технология – это то, что вокруг культа (П.Флоренский). Культура – это сфера смыслов, а религия – это область совершенств и могуществ, эти смыслы определяющих.
Если капитализм как таковой возник вопреки христианству («раздай своё богатство, богатый юноша, и следуй на Мной», не говоря уже о запретном ссудном проценте), то посткапитализму и вовсе ничего не стоит продать свою душу князю мира сего. В сущности, в ХХ1 веке мы встречаемся с глобальной империей/цивилизацией зла, ядро которой находится в виртуале, но культурное и технологическаое оснащение которой представлено на всех уровнях современного информационного космоса. Её своей волей – сознают они это или нет – творят свободные носители люциферианского выбора в истории. Якобы расовые протесты в Америке поддерживают сегодня отнюдь не только черные – их организаторами вступают как раз белые, но только с прическами зеленого, желтого и красного цветов – типично постмодернистская практика «означающего без означаемого». Такова сетевая интер-религия и интер-культура («сетература»), в экуменическом культе которых в принципе снимается различие между полетом и падением, ангелом и люцифером. Виртуальная реальность электроники – это жесткое дисциплинарное поле производства человеческой «инфо-массы» («видиотов»), находящейся под строгим контролем анонимного сетевого антицерковного управления. Применительно к постмодернистским информационным и художественно-культурным сетям можно выделить даже некий «императив горизонтальности: «символические структуры типа «высшее\низшее» заведомо кодированы как скомпрометировавшие себя, как не работающие; апелляция к ним расценивается как дурной вкус и обречена на поражение» (1). Таков ныне глобальный художественно-политический перформанс. Эстетика политики в информационном обществе важнее политической экономии: первая управляет второй.
Задумываясь о будущем подобного культурного строя, можно предположить следующее. Уже в ближайшие десятилетия возможно наступление жесткого «сетевого тоталитаризма», то есть нового мирового порядка, построенного именно на всеобщей относительности горизонтальных «пустых мест» цивилизационного пространства. Старомодное «дурновкусие» различения ценностного верха/низа может быть окончательно блокировано спекулятивными финансово-семиотическими играми, идеально встраивающими человека в игровую социально-компьютерную систему. Иначе говоря, возможна тотальная демонизация постхристианского мира, предсказанная таким мыслителями, как К.Н.Леонтьев, О. Шпенглер, Х. Ортега-и-Гассет, Р.Генон и др. – тотальное духовное раскрытие «мирового яйца» снизу для беспрепятственного воздействия на него инфернальных сил. В перспективе подобная социальная архитектура крайне неустойчива. Постмодернистская цивилизация находится в плену у своих неклассических технологий, это пиррова победа прометеевско-фаустовского проекта.Глобальный Фауст получит в ХХI веке своего Мефистофеля – но уже не вальяжного господина, как в величественном сочинении Гете, а трансгуманистического киборга, в котором будет смоделирован люциферианский выбор, сделанный либеральной элитой Запала к ХХ1 столетию. Антихристианская цивилизация вошла сегодня в гедонистическую фазу своей истории, предвещающую в обозримом будущем гностическую «культуру смерти», и последующий за ней суд (2). На улицах уже чувствуется нечистое дыхание поколений, занятых в своей короткой жизни исключительно «флешмобами», обрекающими на гибель любую вертикальную социальную иерархию и дисциплину. Наукам, искусствам и государствам – конец. Прощайте, классические филармонии и психологические театры. За гомофилами пойдут педофилы, за педофилами – зоофилы, потом ещё какие-нибудь «филы». И верховные суды признают их человеческие права. Последними пойдут людоеды, и съедят председателя верховного суда. Храмы будут сожжены (Собор Парижской Богоматери – не единственный пример), христиане, как в Риме, уйдут в катакомбы, а на бывших стадионах развернутся гладиаторские бои. Все кончится антропофагией и войной всех против всех – Достоевский и это предвидел.
Что касается России, то здесь ещё «бабушка надвое сказала». В отличие от Запада, в основном уже определившегося, и в отличие от Востока, которому в известном смысле не надо определяться (ритуал всегда равен себе), России как срединной цивилизации материка («хартленд»), сочетающей в себе динамику Европы и устойчивость Азии, постоянно приходится делать судьбоносный выбор между восхождением и нисхождением, между классикой, модерном и постмодерном. Россия ещё открыта для выбора Бога. Либералы у нас надеются на то, что траектория прогресса ведет мир от низших форм к высшим, чтобы однажды привести его в совершенное состояние – к «концу истории» по Фукуяме. Это как раз то состояние, когда преступление будет объявлено нормой, а норма – преступлением. В отличие от них, теоретик консервативной революции А. Г. Дугин предлагает, наоборот, «запрячь в историческую работу» сам постмодерн, подобно тому, как древние богатыри заставляли пахать землю Змея Горыныча – принять вызов постмодерна, стремясь освоить его формальную структуру, с готовностью поместить в чудовищный язык глобализации радикально иное содержание, уходящее корнями в глубины премодерна, в Традицию. Это значит не просто отстаивать старое, но отстаивать Вечное» (3). Вряд ли такая стратегия имеет шансы на успех в постхристианском контексте, но в России она имеет шанс по мере её включенности в сохранившееся наследие православия, отвергающего как хилиастический оптимизм (утопическую веру в прогресс), так и устрашающую трансгуманистическую эсхатологию. История предстает противоречивой борьбой двух неравных, но огромных могуществ. Ее финальный смысл лежит за пределами мира сего, и он во всей полноте откроется только после его конца. Прав итальянский мыслитель Джорджо Манганелли, когда устами одного из своих персонажей говорит, что мы не замечаем, что конец света уже наступил, поскольку сам этот конец «порождает некоторое время, в котором мы пребываем, и это время исключает для нас опыт конца» (4).