Шрифт:
Борис Александрович Садовской
ПЕТЕРБУРГСКАЯ ВОРОЖЕЯ
1818 г.
Глава первая
Здорово, рыцари лихие
Любви, свободы и вина!
А. Пушкин
I
На закате море загорелось и слилось с запылавшим небом. Озолотились темно-зеленые сады невских островов.. Вдали адмиралтейский шпиц вспыхнул, как огненный, над петербургской громадой.
На Крестовском* нынешним летом поют цыгане. Сам Илья** приехал с табором из Москвы. От "гуляков" в трактире вторую неделю отбою нет. Только завечереет, все на Крестовский валом валят: и гвардейцы, и важные господа, и всякая столичная мелочь. Запустели совсем веселые
Небесное золото еще не потускнело, а уж цыганский трактир шумит. Кудлатые черные чавалы**** с гитарами расхаживают по саду в цветных кафтанах, перебирая струны; откашливаются, поводят плечами. Гости съезжаются на катерах и в шлюпках: по двое, по трое, вшестером. Всё больше удалая военная молодежь: гусары из Царского да гвардейские уланы; кто из лагеря отлучился до первого барабана на острова, кто по летнему времени сбежал тайком на часок из караульни. Говор понемногу крепнет; пробки захлопали, и шампанское зашипело.
* На Крестовском...- остров в северной части дельты Невы, на котором находились различные увеселительные заведения.
** ...Илья - Соколов Илья Осипович (1777-1848) - цыган, танцор, гитарист, в 1807-1848 гг. руководитель одного из самых известных в России цыганских хоров.
*** Танюша - Демьянова Татьяна Дмитриевна (около 1800-1876) - цыганка, певица; Пушкин слушал ее пенье в Москве в конце 1820-х гг.
**** Чавалы - цыгане.
Седой Илья шумно вывел в запестревшую залу веселый хор и присел на скамью строить гитару. Табор расставился полукругом. Вышла Танюша, в малиновом сарафане, в яркой турецкой шали: расшитая золотом, приколота шаль к левому плечу. Серьги жемчужные, монисто из червонцев. Смуглая, желторумяная,- перловыми зубами блистают алые губы - распустила Танюша по плечам из-под золотой повязки свои вороновые косы.
"Здравствуй, Танюша, раскрасавица!" - "Жги, говори!" - "Пора!" "Начинай, что ли!" Гусары чокаются за здоровье цыганки. Почтенные, седые баре кряхтят: "Эх, хороша девчонка!" - "Огонь!" Долговязый дипломат, в коричневом кургузом фраке с огромным жабо, в узких бланжевых "веллингтонах",* навел на Танюшу лорнет, разинул рот, да так и остался.
Блеснув улыбкой, поклонилась в пояс гостям Танюша и звонко залилась песней. Сложили ту песню весной шутники-преображенцы. Поется в ней про молодого поручика, что влюбился в княжну и ладил было перевенчаться увозом, да вместо венца угодил на гауптвахту.
Ах, зачем, поручик,
Сидишь, мой голубчик,
В горьком заключении.
Колодник бесшпажный?..
Разливается, стонет разноголосый цыганский хор; дружно подхватили песню молодые гости. Весь табор в сборе. Впереди две голосистых подружки, Анюта Пучок и Лизавета Турчиха. За ними молоденькая плясунья Пиша.** Тут и мать ее, скуластая оскаленная старуха; совсем без голосу, а как взвизгнет, пройдется да махнет ширинкой - сразу поддаст жару запевале: недаром первая певунья была Алена в хоре у графа Алексея Григорьевича Орлова.***
* "Веллингтоны" - высокие сапоги, названные по имени победителя Наполеона герцога Веллингтона.
Бланжевые (фр.) - телесного цвета.
** Пиша - уменьшительное от имени Олимпиада.
***...в хоре у графа Алексея Григорьевича Орлова.- Орлов
Песня кончилась. Старый Илья оглянулся соколом и лихо ударил трепака. Выскочил Алексей Бурбук, первый плясун во всем таборе, толстый, как бочка, в белом кафтане с позументом. Чисто пляшет Бурбук. С виду всё как будто стоит на месте, а не удержаться, глядя на него: так и гонит тебя самого вприсядку. С щелканьем, с присвистом идет забубенная, разухабистая российская плясовая.
Сударыня-барыня,
Чего тебе надобно?
Сударь-барин, приходи,
Подарочек приноси!
Струны гудят, хор частит, заливаясь, на двадцать пять разных голосов; сам Илья, глядя на плясуна, корчится над гитарой; гости за столами и половые в дверях ходят ходуном, дергают и плечами, и ногами,- а Бурбук под бешеный вихорь трепака, подбоченясь, легко и осторожно взмахнул поярковой своей шляпой, переложил из правой в левую, сунул ее под мышку, выхватил, подбросил и, посадив набекрень, шевельнул плечом. Гикнул, притопнул и селезнем полетел по кругу.
Сударь-барин приходил,
Подарочек приносил.
Подарочек не простой,
Перстенечек золотой!
Рокот гитар слился в безумный, неистово резкий гул; старая Алена визжит во всё горло, басы вторят дикими голосами; гости давно повскакали с мест: ухают, приседая. Раз!
– и оборвалась пляска. Толстый Бурбук остановился, гикнул и взмахнул шляпой. Ударил ее оземь и с табором убежал в сад.
Всё шумно заговорило: "Ловко пляшет, анафема!" - "Ай да молодец!" "Славно!" - "Молодчина, Алеха!" Красный, с налитым затылком гусар, пыхтя и утираясь, будто сам после пляски, шлепнул долговязого дипломата с лорнетом: "Так-то, брат, каковы цыгане?"
Народу прибывало. Смех, шуточки, разговоры. Пробки захлопали чаще. Из душной залы потянуло в сад. И там, за столиками, полно гостей. Червонные ментики и голубые в шнурках венгерки перемешались с серыми фраками и гороховыми сюртуками. Записные щеголи в высоких "робинзонах" и "пиках" разочарованно драпируются в длинные черные "воротники". Парижскую речь пересыпают российские словечки; порой залпами хохота взрывается дружное веселье.
Статный молодой улан, задумчивый и спокойный, неторопливо прошелся по саду, осмотрелся, закрутил рыжий ус и, цепляя саблей за столы, пробрался с трудом в опустевшую половину залу. Там, в дальнем углу, за бутылкой вина, одиноко пригорюнился на диване чернявый юноша в коротком сюртуке в верховых сапогах. Улан подошел.
– Здравствуй, Черкес, как поживаешь?
– Ах, Юрьев,* это ты. Наших нет?
– Не видно. Мальчик, аи!**
– Дорого нынче аи: полтора целковых бутылка.
– Что с тобой, Черкес,- давно ли ты стал деньги считать?
– Начнешь считать, коли по уши в долгу. Актрисы да шампанское, шампанское да актрисы,- только тебе и дела. Les affaires пё sont pas lucratifs, a vrai dire, n'est pas?***.
– Пустое, брат Черкес. А вот и наши. Отсюда вижу Васю со Сверчком.****
* Юрьев Федор Филиппович (1796-1860) - приятель Пушкина, в 1818 г. поручик Литовского уланского полка, член дружеского литературного общества "Зеленая лампа"; ему посвящены два стихотворения А. С. Пушкина.